Следовательно, если прародина индоевропейцев была действительно была в Передний Азии, то индо-иранцы должны были иметь время прикочевать в Восточную Европу и прожить там немалое время, а потом носители по крайней мере только древнеиндийского языка должны были уже во II тыс. до н. э. добраться до Индостана, что было бы невозможно, если бы индоевропейцы начали переселяться в Европу в IV тыс. до н. э. Это были бы для тех времен поистине сумасшедшие темпы, поскольку вообще считается, что скорость миграций тогда равнялась одному километру в год (Збенович В. Г., 1989, 183). Таким образом следует предположить, что носители ностратических языков должны были пребывать в Передний Азии самое большее до VI–V тыс. до н. э. Согласно М. С. Андронову переселение дравидов в Южную Индию проходило во II–I тыс. до н. э. а в III тыс. до н. э. существовала дравидийская общность где-то на территории Пакистана (Андронов М. С., 1982, 178). Кроме того, еще надо учитывать то, что “дравидологи относят распад протодравидийской общности к концу IV тыс. до н. э., когда началось движение дравидоязычных племен на юг и юго-восток” (Бонград-Левин Г. М., 1981, 301). Таким образом, по крайней мере, какое-то время, но не позднее тыс. III до н. э. протодравиды заселяли территорию Пакистана. Тогда в V тыс. до н. э. их в Передней Азии наверняка уже не было. Если считать, что носители ностратических языков оставили места первичных поселений в начале VI тыс. до н. э. и часть из них прикочевала в Восточную Европу в конце VI — в начале V тыс. до н. э., то тогда можно понять появление неолита на этой территории. Факты археологии доказывают, что здесь рядом с неолитическими поселениями еще длительное время существовали поселения мезолитические, то есть побудительных природных условий для изменения ведение хозяйства здесь не существовало. Вот что писал К. Ф. Мейнандер по этому поводу:

То, что рыбная ловля в состоянии дать достаточно надежную базу для благополучия общества, отмечал и другие ученые (Формозов А.А., 1977, 20, Sahrhage Dietrich, Lundbeck Johanes, 1992, 14). Как видим, даже пример не склонил людей к изменению ведения своего хозяйства; они заимствовали только то, что им действительно было нужно. Таким образом, есть основания предполагать, что вместе с неолитической экономикой алтайцы, индоевропейцы и уральцы на территорию Восточной Европы принесли и гончарство. (Условной границей между позднемезолитическими и неолитическими комплексами считается появление глиняной посуды). Слова гончарной технологии в небольшом количестве в индоевропейских языках имеются. Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов считают, что гончарство возникает на раннем этапе неолитической революции и после VII–VI тыс. до н. э. распространяется из Передней Азии на территорию Европы (Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., 1984, 705). Первая глиняная посуда, которая появляется на поселениях по берегах Днестра и Южного Буга похожа на посуду, которую находят на Балканах, в Малой Азии (Пелещишин М., Підкова И., 1995, 16). О возможности заселения индоевропейцами Западной Анатолии, Северной Месопотамии и Закавказья в VII–VI тыс. до н. э., по словами Х. Бирнбаума (Бирнбаум Х., 1993, 13), говорит Ренфрю (Renfrew C. Archeology and language: The puzzle of Indo-Europian origins. L. 1987). В таком случае индоевропейцы, пребывая в VII–VI тыс. до н. э. в Передний Азии и освоив гончарство, действительно, могли принести его в Восточную Европу. Приняв во внимание то, что в VII тыс до н. э. Иерихон уже был построен протосемито-хамитами (или протодравидами?), можно думать, что и носители трех ностратических языков в это время начали свое путешествие в Восточную Европу через Дербентский проход, в то время как протокартвелы остались на своих старых местах поселений.