Шрифт:
Капитан Александр Волин удивленно посмотрел на все никак не унимавшегося капитана-летчика. Его волевое открытое лицо показалось Волину смутно знакомым. Но вспомнить, где он его видел, капитан не мог. И только после окончания совещания, когда гвардии капитан Покрышкин поднялся во весь свой богатырский рост, Александра Волина как током ударило! Это же ведь тот самый раненый летчик, с которым он лежал в одной палате в госпитале! Они тогда еще и качали мускулатуру тяжеленными чугунными утюгами. Чем доводили до белого каления врачей и медсестер… [6]
6
Более подробно об этом читайте в романе «Крылатый штрафбат».
У входа в общежитие гвардии капитан Покрышкин сам нагнал Александра Волина.
— Здорово, тезка! — просто поприветствовал гвардеец, протягивая широченную, похожую на медвежью лапу ладонь.
— Здравия желаю, товарищ гвардии капитан.
— Александр, ты это брось, — широко и, как всегда, искренне улыбаясь, перебил его Покрышкин. — Мы в одном звании, к тому же и имена одинаковые у нас. Пойдем, я тебя с нашими ребятами познакомлю. Расскажешь, как там, в Сталинграде воевалось…
— Тяжело воевалось… — вздохнул тяжко Александр Волин. — Но все же мы их одолели.
Вокруг них постепенно собрались и другие летчики, преимущественно из 16-го истребительного авиаполка: Голубев, Клубов, Речкалов, Жердев, Фадеев, Фигичев, Трофимов…
— А сейчас среди всех этих «фонов» и «баронов» «старые знакомые» имеются?
— Точно так, — кивнул Волин. — Есть «старые знакомые» — немецкая истребительная эскадра 52. Они летают только на «Мессершмиттах» и дерутся очень отчаянно. Говорят, что среди их пилотов нет никого с меньше чем полусотней побед.
— Ну, на счет их «побед», мы знаем, — скептически хмыкнул один из летчиков с такими же, как и у Александра Волина, следами ожогов на лице.
— Это да, но они все равно — звери. И относиться к ним нужно так же — как зубастому и злобному хищнику, бить расчетливо и наповал!
— Это точно…
— Но нужно побеждать не числом, а уменьем, по-суворовски, — сказал Волин.
Все летчики вдруг заулыбались и стали переглядываться. Александр Волин не понял, что произошло, но пребывал в недоумении недолго. Его тезка Александр Покрышкин отлучился ненадолго, а когда вернулся, на стол лег самодельный альбом.
На его титульном листе была изображена пикирующая на «мессер» «Аэрокобра», рисунок венчали слова, сжатые, обжигающие, как пулеметно-пушечные очереди: «ИСТРЕБИТЕЛЬ, ищи встречи с противником! Очищай небо от фашистской мрази!» И та самая знаменитая, прошедшая сквозь века сражений русского народа крылатая фраза великого полководца: «Воевать не числом, а уменьем!»
— Слишком долго мы воевали числом, — сказал Александр Покрышкин. Голос его прозвучал глухо, а в глазах мелькнули отблески пламени воспоминаний о самом страшном, сорок первом годе. О том, как, подбитый, он чудом приземлился на пашню, а потом прятался за мотором верного «МиГа» от очередей «Мессершмитта»-охотника. Как выходил он, раненный, из окружения, не бросив свой верный МиГ-3, который везли на буксире за грузовиком. О том отчаянно-смелом ночном прорыве… Летчик-тактик тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и решительно хлопнул мощной медвежьей ладонью по титульному листу самодельного альбома. — Но теперь пришло время воевать уменьем!
На некоторое время остальные летчики тоже притихли, вспоминая все эти огненные годы, друзей, которых уже не вернешь, тех, кто ушел в свой вечный полет…
Задумался и Александр Волин, вспомнил, как прибыли к ним в эскадрилью в первые дни войны совсем еще молодые ребята, сержанты — последний довоенный выпуск летного училища…
…По пыльной дороге хилая лошадка тащила подводу. Сонный возница лениво понукал клячу, рядом с ним сидели девочка в ситцевом платьице и пожилая женщина внушительного телосложения. Повозка была нагружена нехитрым домашним скарбом. Внезапно полуденный июньский воздух распорол знакомый до жути вой. Люди проворно спрыгнули с подводы и спрятались в придорожной канаве. За лесом несколько раз громыхнуло, раздался сухой треск, будто разорвали полотно. Потом над лесом появились ненавистные силуэты самолетов с толстыми, будто одетыми в лапти колесами. Покружившись над лесом, они ушли на запад.
Беженцы выбрались из канавы. Суровые взоры старика и старухи обратились на двух молодых парней, которые ехали вместе с ними.
— Ну, што, «сталинские соколы», портки не обмочили? — спросил дед, поднимая с земли ветхий картуз и отряхиваясь от пыли.
Парни в военной форме с тремя треугольниками в голубых петлицах [7] переглянулись и промолчали. Говорить было нечего. За те два дня, после того как их эшелон разбомбили «Юнкерсы», Александр Овчинников и Юрий Савичев многое увидели, скитаясь по дорогам в поисках своей отступавшей части. Постоянные налеты воющих пикировщиков и беспощадных «мессеров»-«охотников», угроза окружения, стычки с немецкими парашютистами и бандитами, которые наводнили окрестные леса. У Юрия была перебинтована рука — результат перестрелки с одной из местных банд приверженцев «нового мирового порядка».
7
Три треугольника в голубых петлицах — сержант Военно-воздушных сил. До февраля 1943 г. в РККА погон не было. А перед войной выпускники летных училищ получали не офицерские, а сержантские звания.
Юрий поправил ремень трофейного МР-40 [8] , а Саша возился с СВТ-40 [9] , прочищал в очередной раз затвор. Дед побежал ловить лошадь, а вчерашние курсанты Оренбуржского летного пошли к тому месту, где на дороге в пыли лежали их вещмешки.
— Скорее бы до части добраться. Мы бы устроили этим гадам хорошую трепку, — запальчиво сказал Сашка.
— Ага. У них там асы с железными крестами, а нам еще учиться и учиться. Хватай лучше сидор да пошли, — ответил рассудительный Юрий.
8
МР-40 — немецкий пистолет-пулемет (ошибочно называется «Шмайссером»). Разработан как средство обороны летчиков и танкистов, но впоследствии поступил на вооружение пехоты.
9
СВТ-40 — Самозарядная винтовка Токарева обр. 1940 г. Калибр — 7,62 мм, емкость магазина 10 патронов. Могла оснащаться оптическим прицелом.