– Чудесно! Давай составим план, как отдать ему Паулу.

– Как любовницу или как жену?

– Как любовницу. Та-ак… дай-ка подумать! Сколько ему лет? Ей должно быть не меньше двадцати семи. Как ты думаешь, из нее выйдет хорошая жена для него? Ему следует обзавестись женой. Все эти девушки, которых Томми и я ему потихоньку показывали, – он только улыбается и пожимает плечами. Я даже привела свою троюродную сестру, которой пятнадцать лет, думая, что это станет для него искушением, но – ничего. О, прекрасно, теперь нам есть чем заняться. Времени у нас полно, чтобы составить план, одеться и приготовиться, и у меня для тебя есть несколько очень милых платьев, из которых ты сможешь выбрать.

– Это такое странное чувство, Шахразада, ничего не иметь, ничего совершенно. Ни денег, ни документов… – На мгновение Азадэ опять перенеслась мыслями в «рейнжровер» у дорожной заставы, и перед ней возник толсторожий моджахед, укравший их документы, его автомат строчил, а Эрикки впечатал его в другую машину, раздавив, как таракана, и изо рта у него потекла кровь и всякая мерзость. – Ничего не иметь, – произнесла она, с усилием прогоняя кошмар, – даже губной помады.

– Не беда, у меня всего полно. И Томми будет так рад, что вы с Эрикки остановились у нас. Он тоже не любит, когда я остаюсь одна. Бедная моя голубка, не тревожься. Теперь тебе ничего не грозит.

Я совсем не чувствую себя в безопасности, сказала себе Азадэ, ненавидя этот страх, который был столь чужд всему ее воспитанию, который даже теперь, в ванне, словно забирал у воды тепло. Я не чувствовала себя в безопасности с того самого момента, когда мы оставили Ракоци на земле, да и тогда это чувство продлилось всего мгновение, безумный восторг от того, что мы избавились от этого дьявола, и я, Эрикки и Чарли были целы и невредимы. Даже радость, которую я испытала, когда мы нашли на маленьком аэродроме машину с бензином в баке, не прогнала мой страх. Как же я ненавижу бояться.

Она чуть ниже погрузилась в ванну, потом вытянула руку и включила горячую воду, перемешивая под водой горячие струи.

– Это так приятно, – промурлыкала Шахразада; пена лежала сверху толстым слоем, движение воды под ней было чувственным. – Я так рада, что ты захотела остаться.

Вчера вечером, когда Азадэ, Эрикки и Чарли добрались до квартиры Мак-Айвера, было уже совсем темно. Они обнаружили там Гаваллана, так что места для них не было. Азадэ была слишком напугана и не хотела ехать в квартиру своего отца даже с Эрикки, поэтому она спросила у Шахразады, не могут ли они остановиться у нее, пока Локарт не вернется. Шахразада тут же с восторгом согласилась их принять, радуясь неожиданной компании. Все начало складываться прекрасно, и тут, во время ужина, где-то совсем рядом раздалась стрельба, и Азадэ зримо вздрогнула всем телом.

– Не стоит так тревожиться, Азадэ, – постарался успокоить ее Мак-Айвер. – Это всего лишь какие-нибудь горячие головы, которые выпускают пар. Наверное, празднуют что-нибудь. Разве вы не слышали, что Хомейни приказал всем сложить оружие?

Все дружно согласились с ним, а Шахразада добавила:

– Имаму подчинятся, – постоянно называя Хомейни «имамом», едва не отождествляя его с двенадцатью имамами шиизма – прямыми потомками Пророка Мухаммада, почти божествами – что, конечно же, являлось святотатством: – Ведь то, чего достиг имам, это почти чудо, не правда ли? – произнесла Шахразада со своей очаровательной невинностью. – Конечно же, наша свобода – дар Божий?

Потом столько тепла и уюта в постели с Эрикки, только он был таким отстраненным и задумчивым, совсем не тем Эрикки, которого она знала.

– Что случилось? Что-то не так?

– Ничего, Азадэ, ничего. Завтра я составлю план. Сегодня не было времени поговорить с Маком или Гавалланом. Завтра мы все спланируем, а сейчас спи, моя любовь.

Дважды ночью она просыпалась от кошмаров, дрожащая и испуганная, криком призывая к себе Эрикки.

– Все хорошо, Азадэ, я здесь. Это был просто сон, тебе теперь ничего не грозит, все хорошо.

– Нет, нет, грозит. Я все время чего-то боюсь, Эрикки. Что со мной происходит? Давай вернемся в Тебриз или совсем уедем отсюда, уедем от этих ужасных людей.

Утром Эрикки оставил ее, чтобы встретиться с Мак-Айвером и Гавалланом, а она поспала еще немного, но сил ей этот сон не прибавил. Остальная часть утра была заполнена видениями, рассказами Шахразады о ее походах в Гелег-Морги или выслушиванием ежечасного урожая слухов от ее слуг: еще многих генералов расстреляли, много новых арестовали, толпы людей штурмуют тюрьмы и выпускают заключенных на свободу, где-то сожгли или обстреляли западный отель. Слухи о том, что Базарган полностью взял бразды правления в свои руки; об открытом восстании моджахедин на юге; курды взбунтовались на севере; Восточный Азербайджан объявил о своей независимости; кочевые племена кашкайцев и бахтиаров сбросили иго Тегерана; все складывают оружие; никто не складывает оружие. Слухи о том, что премьер-министра Бахтияра поймали и расстреляли, что ему удалось бежать в горы, или к туркам, или в Америку; президент Картер готовит вторжение; президент Картер признает правительство Хомейни; советские войска группируются на границе, готовясь вторгнуться в Иран; Брежнев приезжает в Тегеран, чтобы поздравить Хомейни с победой; шах высадился в Курдистане при поддержке американских войск, шах умер в изгнании.

Потом обед с родителями Шахразады в доме Бакравана рядом с базаром, но только после того, как Шахразада настояла, чтобы Азадэ надела чадру, которую Азадэ терпеть не могла, как и все, что чадра олицетворяла. В огромном семейном доме – новые слухи, но там атмосфера была вполне благополучной: никакого страха и полная уверенность в добром исходе. Изобилие всего, как всегда, точно так же, как и в ее собственном доме в Тебризе; слуги улыбаются, ощущение полной безопасности и хвала Творцу за победу, как сказал им Джаред Бакраван, а теперь, когда базары скоро откроются, и все западные банки позакрывали, дела пойдут просто чудесно, как шли раньше, пока шах не ввел свои безбожные законы.