– Только с самой прекрасной женщиной, какую я когда-либо видел в своей жизни.

Ее лицо залила краска. Она опустила глаза, и он в ужасе подумал, что все испортил, но когда она снова посмотрела на него, ее глаза улыбались.

– Благодарю вас. Вы делаете старую замужнюю женщину очень счас…

Он уронил свой бокал, чертыхнулся, поднял его, извинился, но никто, кроме нее, не заметил этой неловкости.

– Вы замужем? – вырвалось у него, потому что это не пришло ему в голову, но она, конечно же, должна была быть замужем, да и в любом случае он сам был женат, его дочери уже восемь лет, и какое он имел право расстраиваться? Бог мой, ты ведешь себя как сумасшедший. Ты совсем рехнулся.

Потом к его глазам вернулось зрение, а к ушам – слух.

– Что? Что вы сказали? – переспросил он.

– О, я сказала, что была замужем… то есть, я буду замужем еще три недели и два дня, и что Пакнури – это фамилия моего мужа. Моя собственная фамилия Бакраван… – Она остановила официанта, выбрала бокал вина с подноса и протянула ему. Опять слегка нахмуренные брови. – Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, капитан?

– О да, да, вполне, – быстро произнес он. – Вы говорили? Пакнури?

– Да. Его высочество эмир Пакнури был таким старым, пятьдесят лет, друг моего отца, и отец и мать подумали, что было бы хорошо, если бы я вышла за него замуж, и он дал свое согласие, хотя я тощая, а не пышная и желанная, сколько бы я ни ела. Как угодно Богу. – Она пожала плечами, потом просияла, и мир, казалось, вновь наполнился для него светом. – Разумеется, я согласилась, но только при условии, что, если замужняя жизнь после двух лет мне не понравится, наш брак будет расторгнут. Так вот, когда мне исполнилось семнадцать, мы поженились, и мне это сразу же не понравилось, и я все плакала и плакала, а потом, поскольку после двух лет детей не было, как и после еще одного года, на который я согласилась, мой муж, мой господин, с благодарностью согласился развестись со мной, и теперь он, слава богу, готов жениться снова, а я свободна, но, к сожалению, уже такая старая и…

– Вы вовсе не старая, вы такая же юная, как…

– Да нет же, старая!

Ее глаза лукавили, и она притворялась расстроенной, но он видел, что на самом деле это не так, и словно со стороны смотрел, как он беседует с ней, смеется вместе с ней, потом приглашает ее двоюродного брата присоединиться к ним, цепенея от ужаса при мысли, что он и есть ее подлинный избранник, болтает с ними, узнает, что ее отец – видный базаари [29] , купец, что ее семья большая и космополитичная, с большими связями, что ее матушка больна, что у нее есть братья и сестры, что училась она в школе в Швейцарии, но только полгода, потому что очень сильно скучала по Ирану и по домашним. Потом они вместе ужинали, он был любезен и счастлив, даже с генералом Валиком, и это был лучший вечер в его жизни.

Когда он ушел в ту ночь, он отправился не к себе домой, а свернул на дорогу в Дарбанд в горах, где было множество кафе в окружении прекрасных садов на берегах быстрой реки, с креслами, столиками, диванами, покрытыми толстыми коврами, где можно было отдохнуть, или поесть, или поспать, некоторые из них стояли на переброшенных через речку помостах, чтобы вода струилась под вами, журча и тараторя. Он лежал на таком диване, глядя на звезды, зная, что изменился, зная, что сошел с ума, но понимая, что нет такого препятствия, которое бы он не преодолел, нет таких мук, которые бы он не вынес, чтобы жениться на ней.

И он добился своего, хотя пройденный им путь был жесток и тяжел, и много раз у него вырывался крик отчаяния.

– О чем ты думаешь, Томми? – спросила она его сейчас, сидя у его ног на красивом ковре, который был свадебным подарком от генерала Валика.

– О тебе, – ответил он, любя ее, чувствуя, как ее нежность прогоняет все его заботы. В гостиной было тепло, как и во всей их огромной квартире, комната была мягко освещена, портьеры задернуты, многочисленные коврики и подушки в беспорядке разбросаны по всему полу, дрова весело трещали в камине. – С другой стороны, о тебе я думаю все время!

Она хлопнула в ладоши.

– Это так чудесно!

– Я полечу в Загрос не завтра, а на следующий день.

– О, да это еще чудеснее! – Она обняла его колени и положила на них голову. – Чудесно!

Он погладил ее волосы.

– Ты говорила, что у тебя сегодня был интересный день?

– Да, и вчера, и сегодня. Я была в твоем посольстве и получила паспорт, в точности как ты мне велел, а са…

– Здорово. Теперь ты канадка.

– Нет, любимый, иранка. Канадец – это ты. Послушай, самое лучшее – это то, что я была в Дошан-Таппехе, – с гордостью произнесла она.

– Господь Всемогущий, – вырвалось у него против воли, потому что она не любила, когда он поминал имя Господа всуе. – Извини, просто… но это же безумие, там ведь вовсю стреляют, ты с ума сошла, что подвергла себя такой опасности.

– О, в сражении я не участвовала, – весело прощебетала она, встала и выпорхнула из комнаты со словами: – Сейчас я тебе покажу. – Через мгновение она вновь показалась в дверях. Она накинула серую чадру, которая покрывала ее с головы до пят и закрывала большую часть ее лица. Чадра на ней не понравилась ему совершенно. – Ах, господин, – сказала она на фарси, кружась перед ним, – вам не нужно за меня бояться. Аллах присматривает за мной, и Пророк, да будет имя Его благословенно тоже. – Она замолчала, увидев выражение его лица. – Что случилось? – спросила она по-английски.