Сегодня Альбертина захотела поговорить. Возможно, из-за похорон Найджела, а может, из-за моего последнего поста, который вполне мог встревожить ее. Если честно, я на это и рассчитывал. Так или иначе, а она сама написала мне на мой личный адрес. Не уверенная в себе, потрясенная, слегка возмущенная — словом, ребенок, которого нужно успокоить и утешить.

«Где ты только берешь эти истории? Отчего тебе необходимо именно здесь их выкладывать?»

Ага. Вечный вопрос. Откуда берутся истории? Может, они, как сны, формируются в подсознании? Или ночью их приносят гоблины? Или же это просто формы истины, зеркальные версии вероятного будущего, но искаженного, переплетенного, подобно соломенным чучелкам, превращенным в детские игрушки…

«Возможно, у меня просто нет выбора», — печатаю я.

И это, между прочим, куда ближе к правде, чем ей кажется.

Пауза. Я привык к ее молчанию. Молчание, однако, несколько затягивается, и я понимаю: она чем-то огорчена.

«Тебе не понравился мой последний пост».

Это не вопрос, а утверждение. Пауза затягивается. Единственная из всего моего онлайнового племени, Альбертина не имеет своей аватарки. Там, где у всех остальных появляется символ — у Клэр фотография Голубого Ангела, у Крисси крылатое дитя, у Кэпа мультяшный кролик, — Альбертина предпочитает картинку по умолчанию — неясный силуэт в простом голубом квадрате.

Иногда это вызывает замешательство. Пиктограммы, значки, анимационные персонажи и аватары составляют существенную часть нашего общения. Точно изображение герба на средневековом щите, они служат как нашей защите, так и возможности преподнести себя всему миру; этакие дешевые гербы для тех, у кого нет ни чести, ни короля, ни родины.

Ну и как же Альбертина себя преподносит?

Время течет, томительно отстукивая секунды, точно нетерпеливая учительница, вызвавшая к доске нерадивого ученика. На какое-то время меня охватывает уверенность, что Альбертина уже не вернется.

Наконец она отвечает:

«Твой рассказ меня немного встревожил. Эта женщина напоминает мне какую-то хорошую знакомую. Если честно, одну из приятельниц твоей матери».

Смешно, как переплетаются вымысел и реальная действительность. Все, как я и говорил.

«Насколько я слышала, Элеонора Вайн в больнице. Она заболела вчера поздно вечером. Что-то с легкими».

Да что ты? Какое совпадение!

«Если бы я не знала точно, что с ней, я бы, пожалуй, решила, что без тебя тут не обошлось».

«Неужели ты действительно могла так подумать?»

Я вынужден улыбнуться.

На мой взгляд, все это звучит несколько издевательски. Но поскольку лиц друг друга мы не видим, ничего нельзя понять наверняка. Если бы это были Крисси или Клэр, они бы непременно сопровождали каждое свое замечание каким-нибудь смайликом — веселой, хмурой или плачущей рожицей, — сводя к минимуму всякую двусмысленность. Но Альбертина смайликами не пользуется. И их отсутствие делает беседу с ней странно невыразительной — во всяком случае, я никогда не бываю до конца уверен, что понял ее.

«А что, ты чувствуешь себя виноватым, Голубоглазый?»

Долгая пауза.

Правда или провокация?

Голубоглазый колеблется, сопоставляя радость от возможности довериться Альбертине и опасность, связанную с тем, что выболтаешь слишком много. Вымысел — опасная территория, окутанная дымовой завесой, которая может вдруг рассеяться на ветру и унестись куда-то, оставив тебя совершенно голым.

Наконец он решается и печатает:

«Да».

«Наверное, поэтому ты сочиняешь подобные вещи. Возможно, ты отчасти принимаешь на себя вину за то, в чем на самом деле не виноват».

Хм. Какая интересная мысль!

«А тебе не кажется, что я в чем-то виноват?»

«Каждый из нас в чем-то виноват, — отзывается она. — Но порой легче признаться в том, чего мы не совершали, чем повернуться лицом к истине».

Теперь она явно пытается меня поймать. Я же говорил, что она очень умна.

«Итак… Зачем ты зашла на мою страницу, Альбертина? В чем ты виновна, по-твоему?»

Молчание, причем такое длительное, что я почти уверен: она уже отключилась. Мигает курсор. Пищит сигнал почты. Один раз. Второй.

Интересно, что бы я стал делать, если бы она просто взяла и сказала правду? Но нет, ничего на свете не бывает так просто. Интересно, она хотя бы понимает, что сделала? Понимает ли она, что все это началось тогда, на концерте в капелле [26] школы Сент-Освальдс? Слово «капелла» навсегда связано в моем восприятии с рождественскими огоньками, цветными витражами, запахом сосны и ладана.

Кто ты на самом деле, Альбертина? Кто ты в душе — обыкновенное «ванильное мороженое» или «плохой парень»? Убийца, трус, мошенник, вор? И когда я доберусь до глубин твоей души, я смогу выяснить, есть там кто живой или нет?