Почему ты молчишь? — спросил Рассел, двигаясь по шоссе Мерритт-паркуэй, забитому машинами, как автостоянка, ситуация усугублялась его упорным отказом избегать Тройки Транспортных Ужасов: они выехали из города не просто в час пик, но в час пик пятницы, да еще и в летние выходные.

Ли вздохнула. Всего три дня до желанного Понедельника без общения с людьми.

Так, обычный страх.

Они не такие уж плохие, дорогая. Должен сказать, я не совсем понимаю, почему они тебя раздражают.

Ну наверное, потому что ты встречался с ними пять раз за свою жизнь, и что-что, а произвести первое впечатление они умеют. Они не начнут своей мощной подрывной работы, пока ты не познакомишься с ними по-настоящему и станешь доверять. А тогда... держись.

Злясь, что он защищает ее родителей, она прокрутила меню айпода и включила звук на всю мощь. Из динамиков грянула «В ожидании, пока изменится мир» Джона Мейера

Они ехали в новом «рейнджровере» Рассела, который она терпеть не могла. Когда несколько месяцев назад он поинтересовался, какие машины ей нравятся, Ли только пожала плечами.

Прелесть жизни в Нью-Йорке заключается в том, что тебе не нужен автомобиль. Зачем беспокоиться?

Затем, дорогая, что по выходным я хочу уезжать тобой в романтические путешествия. Машина дает свободу. И кроме того, канал оплатит мне гараж в городе. Так есть какие-нибудь предпочтения?

– Да нет.

– Ли, так не пойдет. Мы будем пользоваться автомобилем вместе. У тебя действительно нет никаких мыслей?

– Не знаю... синий цвет.

Ли понимала, что ведет себя безобразно, но ей и в самом деле было наплевать. Рассел помешан на автомобилях независимо от того, нравится ей это или нет, зачем же

тогда вникать?

– «Синий цвет»? Ты ведешь себя как стерва.

Порадовавшись, что он наконец-то огрызнулся — редчайшее событие, — Ли немного смягчилась.

Генри водит синий «приус», и автомобиль ему нравятся... говорит, потрясающе экономичен. Кто-то сказал, что «Искейп-гибрид» тоже хорош... Хоть и внедорожник, танком не выглядит.

«Искейп-гибрид»?

Не знаю. Не обязательно его покупать. Еще мне нравится «ниссан»... Как же он называется? «Мьюрал»?

«Мурано». Ты серьезно?

Вообще-то я уже сказала, что мне абсолютно все равно, ноты настаивал. Покупай, какую хочешь.

Последовал длинный монолог, в ходе которого Рассел превозносил многочисленные достоинства «рейнджровера». Он рассказал об его интерьере, экстерьере, лошадиных силах, эксклюзивности, стильности и практичности в плохую погоду (что примечательно, не упомянув о неэкономичности и трудностях с обслуживанием, но Ли воздержалась от комментариев). Он невольно надел личину телеведущего и все говорил и говорил: оживленный, но мягкий баритон, спокойный взгляд, идеальная поза. Именно это делало его таким обаятельным и располагающим на экране и невыносимым, когда они были наедине. Ли гадала, что подумали бы все эти девушки, которые писали ему на сайт и присылали свои соблазнительные фотографии, если бы увидели такого Рассела: столь же великолепного, но еще и самодовольного и весьма занудного.

Он только что закончил рассказывать ей про обещание, данное одним баскетболистом своей команде когда они въехали на подъездную дорожку. Родители Ли без особого желания поменяли городскую квартиру на Гринвич восьмидесятых годах, когда бабушка умерла, оставив семейный дом единственному сыну. Отец Ли еще занимал должность младшего редактора, а мать только что закончила юридическую школу, поэтому возможность жить бесплатно была слишком хороша, чтобы ею пренебречь. Ли с дошкольного возраста, обитая в красивом старом доме свободно играла в лесу, отмечала свои дни рождения у бассейна и лишилась девственности в прохладном, похожем на пещеру цокольном этаже, отдав ее парню, чье имя она помнила, но лицо как-то затуманилось; и все равно много лет она не чувствовала себя дома в этом особняке с пятью спальнями.

Ли набрала секретный код (1-2-3-4, естественно) на панели в гараже и поманила Рассела за собой. Мать даже не выбежала на улицу, чтобы, схватив Ли за руку, рассмотреть обручальное кольцо и, утирая слезы, поцеловать единственную дочь и будущего зятя, но Ли достаточно себя знала, чтобы признать: подобное поведение матери не вызвало бы у нее ничего, кроме раздражения и неловкости. Миссис Эйзнер не относилась к сентиментальным слезливым женщинам, и в этом они с дочерью были похожи.

Мама? Папа? Мы приехали! — Она провела Рассела через красивый холл, в котором давным-давно перестали оставлять грязную обувь и мокрую верхнюю одежду и вошла на кухню. — Где все?

Иду! — откликнулась мать из гостиной.

Мгновение спустя она появилась перед ними, небрежно-элегантная в одной из триллиона своих рубашек-поло, спортивного покроя брюках-капри и мокасинах от «Тодс»

– Рассел! Поздравляю! О, я так рада за вас обоих! — обняла дочь и поцеловала Рассела в щеку. — А теперь садись, чтобы я могла толком разглядеть эту сверкающую штучку. Даже не верю, что мне пришлось ждать этого двенадцать дней!

«Пассивно-агрессивное замечание номер один, — подумала Ли. — Встаем и убегаем».