Воробьев Петр
Шрифт:
От зрелища тролля и собаки верхом на лошади, толпа расступилась.
– Кривой, кричи что-нибудь!
– Что-нибудь! – гаркнул Кривой.
– Нет, лучше кричи «Жаба!»
– Жаба! Жаба! Жаба! Жаба, да! – внял совету тролль, обдав всех примерно в саженном полукруге перед ним слюной.
– Дорогу! Дор-ро-о-огу заготовщикам черни и варщикам шубного лоскута из Тролльхейма! – придумать ничего лучше Горму не удалось – помимо боли в боках, теперь его еще и мутило.
Ярл пошел быстрым шагом, ведя кобылу с одетым в кольчугу псом на спине в поводу. За ними косолапил простоволосый тролль с шлемом в одной руке и молотом в другой, продолжая выкрикивать «Жаба!» От невиданного зрелища, беженцы раздались по обе стороны Ряда Медоваров. К шествию сообразило примкнуть и несколько Гормовых дружинников. За Родульфом, вдобавок к переваленному через плечо молоту где-то раздобывшим копье с насаженной на него головой, толпа снова сомкнулась.
– Что с этими горюнами делать будем? – за раскрытыми створками внутренних ворот, с Гормом, помогавшим Хану спуститься с лошади, поравнялся Кнур.
С дальнего конца Ряда Медоваров раздались вопли, давление немытых тел увеличилось. Йормунрековы карлы, похоже, наконец заметили, что город за стенами не исчерпывается одной заваленной мусором и трупами площадью перед воротной башней. Из одной из улочек, примыкавших к главной, снова показался злокозненно упертый всадник в красном плаще, на этот раз, в сопровождении трех пеших дроттаров, немилосердно лупивших окружавших беженцев посохами.
– Ничего, – угрюмо отрезал Горм. – Арнгрим, Рунвид, затворяйте ворота!
На створки из тисовых брусьев с железными заклепками пришлось налечь не двум, а дюжине дружинников, но и тогда поток беженцев только сократился с четверых-пятерых в ряд до одного-двух. Ворота действительно начали закрываться, только когда дружинникам на подмогу пришли Кривой справа и Родульф слева.
– Хоть котеночка спасите! – скорее выдохнула, чем крикнула, прижатая толпой к одной из створок девочка, протянув внутрь ворот ручонку, державшую за шкирку маленькое, жалобно пищавшее существо. Кнур схватил девчонку повыше запястья и втащил ее вовнутрь вместе с котенком, заметив:
– Поди, последняя несъеденная кошка в нижнем городе.
Внутренние ворота наконец закрылись, и как нельзя вовремя – створки зажали пару копий и с тошнотворным – Горма вправду едва не вырвало – мокрым хрустом передавили руку с топором. Сверху, Арнгрим Белый и Снари опустили на крючья укрепленный сталью дубовый засов.
– Лучников на стену! – полным голосом отдавать приказы ярлу тоже было больно, но что поделаешь. – Соберите беженцев, кто покрепче, в цепочку, разбирать мостовую и подавать камни наверх!
Горм прикинул численный перевес нападавших – два к одному, если не больше. Впрочем, получись у скиллеборгской и остатков гафлудиборгской и йеллингской дружин достаточно долго удержать внутреннюю стену и не дать Йормунреку отрезать путь к гавани, этот перевес не давал нападавшим никакого очевидного и немедленного преимущества, хотя следовало вспомнить, что у братоубийцы из Свитьи всегда была в запасе пара-тройка каких-нибудь йотунских вывертов…
– А ну, посмотри на меня! – Щеня остановил уже собравшегося было лезть на стену Хёрдакнутссона.
Сам знахарь находился далеко не в лучшем виде – что-то оставило множество прорех в его свите, ее рукава, как и Щенины руки, были перемазаны кровью, шлем потерян, рыжие лохмы посыпаны не то пеплом, не то известкой.
– Зачем это?
– Зрачки вроде одинаковые. Не тошно?
– Конечно, тошно, лопоухая твоя морда! Только что пол-крепости потеряли! – ответил Горм по-венедски. – Ну что, жить буду?
– Будешь, и препохабно, – знахарь удовлетворился ответом. – Знаешь, как говорят – что тебя не убьет, до полусмерти точно замучает.
С такими словами, Щеня сунул Горму какой-то длинный предмет, завернутый в кожу, и уже пошел было призревать следующего болящего, но ярл потянул его за мокрый и липкий рукав:
– Что с конунгом и другими у ворот?
– У конунга разбита голова, череп треснут, и сломаны ребра. Аббе, Гримульф, Бьорн, Торир – всех навья сила взяла, – Щеня сплюнул через плечо. – Аббе и Бьорн прикрыли Бейнира, как почуяли черную волшбу.
– Конунг в себе?
Знахарь отрицательно покачал головой.
– А когда очнется?
Щеня задумался.
– Скажем так. Может, Кром его призвал к красно-золотому чертогу, как водителя дружин, может, Яросвет к белому, как мудреца-родомысла и хранителя вежества, но если сами боги Бейнира не пошлют обратно, там в горней яви он и останется. Так что тебе осадой верховодить.
– Мало было печали, – пробормотал Горм и полез на стену по деревянной лестнице, в то время как Хан сел, высунув язык, у ее подножия.
Как и следовало ожидать, нижний город уже горел в нескольких местах, время от времени, из домов и с улиц раздавались ни о чем хорошем не извещавшие крики, но изрядная часть внешней стены по-прежнему держалась против Йормунрека, включая одну из южных башен с камнеметом. Ярл развернул кожу Щениного свертка и увидел зрительную трубу с оборванной цепочкой. Бронзовое кольцо с узкой стороны трубы было выщерблено, меньшее из стекол треснуто, но в прибор кое-как все-таки удалось разглядеть, как ватажники на башне вчетвером опустили в ложку камнемета бочонок со смолой и отступили. Пятый поджег фитиль из пеньки, вымоченной в растворе селитры и затем осторожно просушенной, и дернул за железное кольцо, освобождавшее ход рычага. Многократно свитые турьи или воловьи жилы повернули тисовый брус с ложкой на конце, он ударился о перекладину, и бочка описала дугу в небе, оставляя слабый дымный след. Горм не увидел ее приземления, но сильно надеялся, что она упала на голову какому-нибудь жрецу Одина.