Слабое утешение, конечно, но ни Хёрдакнут, ни даже Рагнхильд не выработали надежного способа борьбы с неостановимым скулежом среднего Хёрдакнутссона. Старшего ярла (а теперь в общем-то конунга Танемарка) несложно было раскрутить печальным взглядом в сочетании с горестным писком на всякие подачки, чем всю дорогу пользовались Хельги, Аса, дети ловчих, кормчих, корнаков, и простых ватажников, Крысодавцы с Первого по Четвертый, другие собаки, а в отдельных особо тяжелых случаях мамонтята, жеребята, и ручные хорьки.

Кнорр шел на запад вполветра. По прикидке старого кормчего Фьори, до Гримсбю оставалось еще где-то с три дюжины вик – никак не больше полудня хода, особенно если ветер продержится. На случай, если ветер утихнет или переменится, два кочегара у топки поддерживали пары. Небо было полностью затянуто серой хмарью, и ледяные брызги волн смешивались в воздухе с промозглой пресной моросью из туч.

Предмет жалоб Хельги слегка изменился, с того, как в семье все самые бесславные и бездобычные походы достаются всегда ему, на то, какой он хороший, ответственный сын и брат, и как его все принимают за должное. Аса наконец не выдержала и выпалила:

– Тебя послушать, так можно подумать, что тебя отрядили вместо ослика ходить в колесе, что крутит жернов на мельнице в Йеллинге, когда ветра нет! Я уже начинаю жалеть, что не осталась в Танемарке и не встретила Йормунрековых сватов!

К ее удивлению, Хельги осекся и с неподдельным ужасом уставился на сестру.

– Ты это по правде?

– Да не то чтобы совсем по правде, но пора бы тебе перестать думать только о своей доле. Посмотрите на него, неоцененного! Ярл Хейдабира, Хельги Рубитель Оков, в деревнях на восток от Танемарка твоим именем детей называют! Мне, вот кому плакать надо!

– С чего это? – Хельги опять посмотрел на Асу без понимания.

– А вот с чего! Тебя не отправляют в Йорвик, как овцекорову, нет, даже не как овцекорову, а как слиток золота, который надо перепрятать! Тебе дают сотню воинов на земле и корабль на море! Про тебя не говорят гадости вроде «У нашего конунга три сына, два умных, а третий дочь!» – Аса уткнулась носом в соболий мех.

– Ну, насчет слитка, ты частично права, ты наше золото, только нет такого слитка, что и отцу с матерью, и мне тебя дороже…

– Эх ты, разве ж я про это, – сказала Аса, все еще пряча лицо в воротник.

– А про что? – по крайней мере, Хельги перестал ныть.

– Вспомни, что было в день, как мы из Йеллинга вышли.

– На завтрак были блины, из пшеничной муки с ячменной, с севшим медом, потом…

– Да не про завтрак, а как отец в треллеборг прискакал!

– Входит он в покой мрачнее тучи, и с ним Виги и этот, как его, с дохлой крысой на голове…

– Гуннбьорн Гудредссон. Дальше!

– За мамой послал, а она с женами карлов пряла и пела…

– Еще дальше, когда все собрались! Что он сказал?

– «Вот Гуннбьорн, муж Найдены, моей дочери в Гардаре. Он собственный корабль по кускам в топке сжег, чтобы Йормунрековы драккары опередить, что сюда со сватами идут – сам Фьольнир Ингвефрейссон, черный дроттар, их ведет! Йормунрек хочет Асу сватать!» А Гуннбьерн перебивает: «Я думаю, это они всем только говорят, что свататься идут, а на самом деле грабить и…» Что за новое слово он сказал?

– Взрывать.

– «И взрывать.» А мама клубок шерсти уронила, и говорит: «Да честный грабеж в сто раз лучше такого сватовства! Он уже Свитью к рукам прибрал, теперь за Танемарк хочет взяться?» И все стали обсуждать, как Йормунрек на тебе женится, а нас всех по одному изведет, как своих брата и дядю. Тех он просто убил, да еще нескольким его родичам Норны уж очень удачно ниточки перерезали, может, кто их под руку с ножницами толкал. Говорят, приколдовывают Йормунреку его дроттары. Так про что же ты все-таки?

– Как раз про это! Что я, дура, или уродина какая-то, чтоб меня сватать только ради того, чтобы побольше земли заграбастать? Йормунрек меня вообще с тех пор, как у нас укрывался, не видел! Сколько – шесть лет? Семь?

– Сестра, поимей совесть! Сама меня корила, что долю кляну – в тебя все молодые воины, кто хоть раз в жизни хоть тень твою видел, влюблены. Вон Карли на корме, он твои следы из земли выкапывает и им поклоняется.

– По правде?

– Ну, может быть, самую малость преувеличил. Только не говори, что не замечала.

– Замечала, что он как-то странно смотрит… Карли малый сообразительный, но такой робкий да неразговорчивый – клещами слова не вытянешь. Но в том-то и дело, что Йормунреку все равно – дура я, не дура…

– Так тогда тебе радоваться надо, что Хёрдакнут решил, чтобы и сватов отказом не обидеть, и чтоб по-Йормунрекову не вышло, что нас с тобой до их приезда в Йорвик послали, вроде как с Адальстейном о замужестве толковать. Тебя нет, меня нет, парохода нет, казны нет – подарки или приданое, и Йормунреку отцу с матерью не в чем отказать, потому как и взять с них нечего.