– Упала, бедная! – Живорад и Бойко, каждый со своей стороны, помогли корове подняться с колен. Как выяснилось, скот тоже мог страдать от морской болезни. Челодрыг, один из отобранных Карли в разведку, с сочувствием посмотрел на отощавшую, аж ребра торчали, пеструху, и бросился ей на помощь, приговаривая:

– Вставай, вставай, матушка-боденушка!

– Что такое? Два-ста рогаста, четыре-ста ходаста, один хтырок, да два ухтырка? – спрашивала Птаха у Букана.

– Яросвете спаси, такой ворожбы и я не знаю, – посетовал знахарь Глум, только поднявшийся на палубу.

– Дурилка ты толстинная, это ж корова, – нянька Новожея хлопнула его по плечу, так что из вотолы знахаря полетела пыль.

– У нас заведено, по случаю удачного перехода, на берегу для ватаги раскупорить бочонок, – Ушкуй ступил на крупный песок, зимнее пиво на одном плече, напугай на другом. Птица вспорхнула и отправилась в облет окрестностей. Достигнув края леса, напугай сделал пару кругов и вернулся, сообщив:

– Коварные кролики!

– Мы не одни! – пояснил шкипер Прямого, и его правая рука потянулась к рукояти меча.

Из леса вышли пятеро. Шедший впереди и самый высокий был почти наг и то ли от природы темен лицом, то ли так раскрашен – на его коже проступал сложный узор. В правой руке высокого был отделанный перьями, раковинами, и еще не пойми чем жезл, загадочно исторгавший дым. За ним следовали четверо, одетые более по погоде и ростом пониже. У одного из них, узкоглазого и плосколицего, на широких плечах, как воротник, сидела здоровенная выдра с длинным хвостом, короткими перепончатыми лапами со здоровенными когтями, толстой мордой, и любопытными глазками.

– Шеколиаквеку, – сказал голый. – Нахтенейун?

– Коварные кролики, – подтвердил напугай, вспархивая Ушкую на плечо.

Воины с Губителя Нарвалов подняли мечи и копья. Рука одного из пришельцев с разноцветной ленточкой в буйных волосах приблизилась к топору, заткнутому за кожаный кушак.

– Эй, полегче с копьями, – Хельги шагнул на берег. – Да будет в ваших сетях рыба, незнакомцы.

Копья опустились. Плосколицый с выдрой развел руками и белозубо улыбнулся. На берегу стояли пятеро из леса (не считая выдры), Живорад, Бойко, Ушкуй с напугаем на плече, Водима, Бобырь, и корова с Прямого, Челодрыг, Краки, Карли, Энгуль, Скари, и Хельги с Губителя Нарвалов.

– Мууууу, – известила корова, увидев торчавшую из-под снега изрядно пожухшую зелень.

Пришельцы, почему-то очень впечатленные мычанием, расступились перед животным, сопровождая его почтительными взглядами. Корова понюхала, потом щипнула траву и принялась жевать. Ее вроде перестало качать из стороны в сторону. Хельги присмотрелся к лицам пятерых – каким-то таинственным образом, узоры были не просто нанесены на их кожу, а выступали из-под нее, устрашающе у плосколицего, загадочно у полунагого, и потешно у второго плосколицего, наделяя его неуловимым сходством с барсуком. Вдобавок, барсуковатый плосколицый держал в руках дудку из кости, когда-то поднимавшей моржовый уд – и кто только придумал в эдакое дуть.

– Разделите с нами, чем боги послали, – Ушкуй поставил бочонок на песок и указал на него.

– Унасуна? – справился потешный плосколицый поменьше ростом у своего товарища с выдрой, глядя на бочонок.

– Спроси что полегче, – ответил генен ученику, полностью смутив того своим незнанием ответа. – Я думал, это барабан для обряда, а в нем, оказывается, что-то налито…

– Слушай, что мы на этих диких да крашеных будем зимнее пиво губить? Дадим им чего другого, им и невдомек, может, молока? – предложил Бобырь.

– Я тебе дам молоко изводить, Бобырище-упырище красноносое, – вступила с Прямого Птаха. – Молоко для дитяти!

– Локке, скинь-ка нам еще шкуру вина, – Хельги поежился. – Али, Скари, как насчет костерка?

– На самом деле, кто это такие? – Энгуль, для которого это было первое путешествие за пределы Танемарка (как, впрочем, и для Хельги и многих других), с удивлением оглядывал лесных выходцев.

– По моему разумению, шаманы, как у Само, например. Ведуны, с духами знаются, и за то все их почитают. Кружек на всех не хватит, делитесь с соседями, – Ушкуй вытащил затычку и уже разливал пиво. – За ветер, чтоб дул, за корабль, чтоб шел, и за деву, чтоб любила!

Поклонившись в сторону Прямого и Птахи, он пригубил свое зимнее пиво и передал деревянную кружку голому с дымящимся жезлом. Тот осторожно попробовал напиток и повторил поклон Ушкуя. Глаза голого шамана слегка расширились, и он сказал что-то длинное и звучное своим спутникам.

– Обряд очищения у пришельцев с востока… кхе… необычный, – потрясение Идущего в Собственной Тени было до того сильно, что даже ненадолго отразилось на его лице. – В чаше, судя по вкусу, сжиженный лесной пожар. Попробуй, только осторожно.