Природа, моменты и движение этого знания, следовательно, раскрылись в том смысле, что это знание есть чистое для-себя-бытие самосознания; оно есть «я», это и никакое иное «я» и оно столь же непосредственно опосредствовано или есть снятое всеобщее «я». — У него есть некоторое содержание, которое оно отличает от себя; ибо оно есть чистая негативность или самораздваивание; оно есть сознание. Это содержание в самом своем различии есть «я», ибо оно есть движение снятия себя самого, или та же чистая негативность, которая есть «я». «Я» внутри содержания как того, что различено, рефлектировано в себя; содержание только благодаря тому постигнуто в понятии, что «я» в своем инобытии остается у себя самого. Это содержание, говоря определеннее, есть не что иное, как само только что упомянутое движение; ибо это содержание есть дух, который проникает в себя самого, и притом для себя как духа, — благодаря тому что оно в своей предметности имеет форму понятия.

Что же касается наличного бытия этого понятия, то во времени и действительности наука появляется не раньше, чем дух дошел до этого сознания относительно себя. Как дух, который знает, что он такое, дух существует только тогда и только там, когда и где он довел до конца работу, направленную на то, чтобы превозмочь свое несовершенное формообразование, обрести себе для своего сознания форму своей сущности и таким способом примирить свое самосознание со своим сознанием. — В себе и для себя сущий дух, различенный в своих моментах, есть для-себя– сущее знание, постигание в понятии вообще, которое как таковое еще не достигло субстанции или не есть в себе самом абсолютное знание.

В действительности же знающая субстанция налично имеется прежде своей формы или оформления ее в понятии. Ибо субстанция есть еще неразвитое «в себе» или основа и понятие в его еще неподвижной простоте, следовательно, внутренняя суть духа или его самость, которая еще налично не имеется. То, что есть на лично, есть в качестве еще не развитой простоты и непосредственности или в качестве предмета представляющего сознания вообще. Познавание, так как оно есть духовное сознание, для которого то, что есть в себе, есть лишь постольку, поскольку оно есть бытие для самости и бытие самости или понятие, — познавание в силу этого обладает сначала только некоторым бедным предметом, по сравнению с которым субстанция и ее сознание богаче. Откровение, которое она имеет в последнем, на деле есть сокрытость; ибо она есть лишенное еще самости бытие, а дана себе как откровение лишь достоверность себя самого. Поэтому на первых порах от субстанции самосознанию принадлежат только абстрактные моменты; но так как эти последние как чистые движения сами влекут себя дальше, то самосознание обогащается, пока оно не отнимет у сознания всей субстанции, пока не вовлекло в себя всего строения ее существенностей и (так как это негативное отношение к предметности в такой же мере и положительно, т. е. представляет собой полагание) пока оно не породило ее из себя и в то же время не восстановило ее тем самым для сознания. В понятии, которое знает себя как понятие, моменты, следовательно, выступают раньше, чем осуществленное целое, становление которого есть движение указанных моментов. В сознании, напротив того, целое, но не постигнутое в понятии, раньше моментов. — Время есть само понятие, которое налично есть и представляется сознанию как пустое созерцание; в силу этого дух необходимо является во времени, и является до тех пор во времени, пока не постигает свое чистое понятие, т. е. пока не уничтожает время. Время есть внешняя, созерцаемая, чистая самость, не постигнутая самостью, [т. е.] лишь созерцаемое понятие; когда последнее постигает само себя, оно снимает свою временную форму, постигает созерцание в понятии и есть созерцание, постигнутое и постигающее в понятии. — Время поэтому выступает как судьба и необходимость духа, который не завершен внутри себя, как необходимость обогатить долю, которую самосознание имеет в сознании, привести в движение непосредственность того, что в себе, — форму, в которой субстанция имеется в сознании, — или, наоборот, если то, что в себе, понимается как «внутреннее», реализовать и сделать предметом откровения, то, что есть лишь внутренне, т. е. присвоить его для достоверности себя самого.

На этом основании следует сказать, что не познается ничего, чего нет в опыте, или, выражая то же самое другими словами, — познается только то, что имеется налицо как прочувствованная истина, как вечное, внутренне данное в откровении, как составляющее предмет веры священное, или какие бы еще выражения мы ни употребляли. Ибо опыт в том и состоит, что содержание — а оно есть дух — есть в себе, есть субстанция и, следовательно, предмет сознания. Но эта субстанция, которая есть дух, есть становление его тем, что он есть в себе; и лишь как это рефлектирующееся в себя становление дух в себе поистине есть дух. Он есть в себе движение, которое есть познавание, превращение указанного в-себе[-бытия] в для-себя[-бытие], субстанции — в субъект, предмета сознания — в предмет самосознания, т. е. в предмет в такой же мере снятый, или в понятие. Это движение есть возвращающийся в себя круг, который свое начало предполагает и только в конце его достигает. — Поскольку, следовательно, дух необходимо есть это различение внутри себя, его целое, будучи созерцаемо, противостоит своему простому самосознанию; и так как, следовательно, целое есть то, что различено, то в нем различают его созерцаемое чистое понятие, время, а также содержание или в-себе[-бытие]; субстанция как субъект заключает в себе лишь внутреннюю необходимость проявить себя в самой себе как то, что она есть в себе, [т. е.] как дух. Лишь завершенное предметное проявление есть в то же время рефлексия субстанции или превращение ее в самость. — Поэтому, пока дух не завершится в себе как мировой дух, он не может достигнуть своего завершения как дух, обладающий самосознанием. Поэтому во времени содержание религии раньше, чем наука, высказывает, что такое дух; но только наука есть истинное знание духа о себе самом.

Движение, направленное к тому, чтобы раскрылась форма знания духа о себе, есть работа, которую он осуществляет как действительную историю. Религиозная община, поскольку она прежде всего есть субстанция абсолютного духа, есть примитивное сознание, у которого тем более варварское и тем более суровое наличное бытие, чем глубже внутренний дух сознания, а у его притупленной самости — тем более тяжелая работа над своей сущностью, над чуждым ей содержанием его сознания. Лишь после того, как оно отказалось от надежды внешним, т. е. чуждым, образом снять эту чуждость, оно (так как снятый чуждый модус есть возвращение в самосознание) обращается к себе самому, к своему собственному миру и наличию, открывает их как свое достояние и тем самым сделало первый шаг к тому, чтобы снизойти из интеллектуального мира или, вернее, чтобы одушевить его абстрактную стихию действительной самостью. Путем наблюдения сознание, с одной стороны, находит наличное бытие как мысль и постигает его в понятии, и, наоборот, в своем мышлении находит наличное бытие [43] . Когда оно само абстрактно провозгласило таким образом прежде всего непосредственное единство мышления и бытия, [т. е.] абстрактной сущности и самости, и вновь пробудило первое светлое существо в более чистом виде, а именно как единство протяжения и бытия (ибо протяжение есть простота более подобная чистому мышлению, чем свет), и тем самым вновь пробудило в мысли субстанцию восхода [44] , — то дух в то же время содрогается от этого абстрактного единства, от этой лишенной самости субстанциальности и в противоположность ей утверждает индивидуальность [45] . Но лишь после того как он отрешился от последней в образованности, сделал ее благодаря этому наличным бытием и провел ее через всякое наличное бытие, пришел к мысли о полезности [46] и постиг в абсолютной свободе наличное бытие как свою волю [47] , — лишь после этого, таким образом, он извлекает мысль из своей самой внутренней глубины и провозглашает сущность как «я = я» [48] . Но это «я=я» есть движение, которое рефлектируется в себя само; в самом деле, так как это равенство, будучи абсолютной негативностью, есть абсолютное различие, то равенство «я» себе самому противостоит этому чистому различию, которое, будучи различием чистым и в то же время предметным для знающей себя самости, должно быть выражено в виде времени, так что, подобно тому как прежде сущность была провозглашена единством мышления и протяжения, ее следовало бы понимать как единство мышления и времени; но предоставленное себе самому различие, лишенное покоя и опоры время, напротив, рушится само в себя; оно есть предметный покой протяжения, последнее же есть чистое равенство себе самому, «я». — Или: «я» есть не только самость, оно есть равенство самости с собой; но это равенство есть совершенное и непосредственное единство с самим собою, или: «этот» субъект есть в такой же мере субстанция. Субстанция только для себя была бы бессодержательным созерцанием или процессом созерцания некоторого содержания, которое, будучи определенным, было бы только акцидентальным и лишено необходимости; субстанция лишь постольку считалась бы абсолютом, поскольку она мыслилась бы или созерцалась как абсолютное единство, и все содержание должно было бы по своему разнообразию оказаться вне ее в рефлексии, которая ей не свойственна, потому что она не была бы субъектом, не была бы тем, что рефлектирует в себя по поводу себя и себя, т. е. не постигалась бы в понятии как дух. Если тем не менее следовало бы говорить о содержании, то, с одной стороны, только для того, чтобы ввергнуть его в пустую бездну абсолютного, а с другой стороны, оно было бы внешним образом подхвачено из чувственного восприятия; казалось бы, что знание достигло вещей, различия от самого себя и различия многообразных вещей, но нельзя было бы понять, как и откуда [49] .

Однако, как обнаружилось для нас, дух не есть только отступление самосознания в его чистую внутреннюю суть и не есть простое погружение самосознания в субстанцию и не-бытие его различия, а есть это движение самости, которая отрешается от себя и погружается в свою субстанцию, а равным образом в качестве субъекта ушло из нее в себя и делает ее предметом и содержанием, когда снимает это различие между предметностью и содержанием. Указанная первая рефлексия из непосредственности есть различение субъектом себя от своей субстанции или раздваивающееся понятие, уход внутрь себя и становление чистого «я». Так как это различие есть чистое действование «я = я», то понятие есть необходимость и восхождение наличного бытия, которое имеет своей сущностью субстанцию и устойчиво существует для себя. Но устойчивость наличного бытия для себя есть установленное в определенности понятие и тем самым точно так же его движение в нем самом, состоящее в том, что оно погружается в простую субстанцию, которая есть субъект лишь в качестве этой негативности и движения. — «Я» не должно удерживаться в форме самосознания против формы субстанциальности и предметности, словно бы оно испытывало страх перед своим отрешением; сила духа, напротив, состоит в том, что он в своем отрешении остается равным себе самому и, будучи в-себе — и для-себя– сущим, устанавливает для-себя-бытие только в качестве момента — точно так же, как и в-себе-бытие. «Я» не есть также и нечто третье, которое отбрасывает различия в бездну абсолютного и провозглашает их равенство в нем; знание состоит, скорее, в той кажущейся бездеятельности, которая только рассматривает, как различенное движется в себе самом и как оно возвращается в свое единство.

Таким образом, в знании дух замкнул движение своего формирования, поскольку последнее обременено непреодоленным различием сознания. Дух достиг чистой стихии своего наличного бытия — понятия. Содержание, со стороны свободы его бытия, есть отрешающаяся от себя самость или непосредственное единство знания самого себя. Чистое движение этого отрешения, если его рассматривать со стороны содержания, составляет необходимость этого содержания. Разное содержание, будучи определенным, содержанием, находится в отношении, не есть в себе, и его не-покой состоит в снятии себя самого, или есть негативность; следовательно, необходимость или разнообразие есть как свободное бытие, так и самость; и в этой самостной форме, в которой наличное бытие непосредственно есть мысль, содержанием является понятие. Когда, следовательно, дух достиг понятия, он развертывает наличное бытие и движение в этом эфире своей жизни и является наукой. Моменты его движения представляются в науке уже не как определенные формообразования сознания, а, поскольку различив его ушло обратно в самость, как определенные понятия и как их органическое внутри себя самого обоснованное движение. Если в феноменологии духа каждый момент есть различие между знанием и истиной и есть движение, в котором это различие снимается, то наука, наоборот, не содержит этого различия и его снятия, а поскольку момент обладает формой понятия, то он соединяет в непосредственном единстве предметную форму истины и знающей самости. Момент выступает не как движение перехода — из сознания или представления в самосознание и обратно, а его чистая форма, освобожденная от его явления в сознании, чистое понятие и дальнейшее движение последнего зависят единственно от его чистой определенности. Наоборот, каждому абстрактному моменту науки соответствует некоторое формообразование являющегося духа вообще. Подобно тому как налично сущий дух не богаче науки, он и не беднее ее в своем содержании. Познавание чистых понятий науки в этой форме образований сознания составляет тот аспект их реальности, в котором их сущность, понятие, установленное в ней в своем простом опосредствовании в качестве мышления, раскрывает моменты этого опосредствования и проявляется, следуя внутренней противоположности.

Наука в себе самой содержит эту необходимость отрешения от формы чистого понятия и переход понятия в сознание. Ибо знающий себя самого дух, именно потому, что он постигает свое понятие, есть то непосредственное равенство себе самому, которое в своем различии есть достоверность непосредственного или чувственное сознание, — начало, из которого мы исходили; это освобождение себя от формы своей самости есть высшая свобода и надежность своего знания о себе.