Кирстен так гордилась дружеским отношением Дэнни, что с радостью позволяла ему делать с ней все, что он хотел. Она знала, что если откажет ему, он больше не придет, а Кирстен панически боялась одиночества, которое изведала до того, как Дэнни вошел в ее жизнь. Потом Дэнни познакомил ее с парочкой своих приятелей, потом еще с двумя, и еще. По мере того, как росло число приятелей Дэнни, их лица утрачивали отчетливость, а сердце Кирстен все сильнее сжималось от боли. Но пока приходил Дэнни, пока он был к ней добр и она чувствовала себя его избранницей, все остальное не имело значения.

Сейчас, оглядываясь назад, Кирстен удивлялась, как это она сразу не забеременела. Это случилось, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Поняв, что беременна, она узнала и о том, что у Дэнни есть постоянная подружка — девушка, которую он водил на танцы, катал на мопеде и даже приглашал домой, чтобы познакомить с родителями.

Кирстен охватило такое безысходное отчаяние, что даже страх перед беременностью отступил на второй план. День за днем она ждала и надеялась, что Дэнни позовет ее снова. По воскресеньям она даже бегала к сенному сараю, где они встречались в ненастные дни, напрасно мечтая о том, что он придет туда. Он, конечно же, больше не появлялся, и Кирстен перестала ходить туда с другими мальчишками. Многие из них умоляли ее о встрече, обещая все, что угодно, вплоть до обручального кольца, если она позволит еще разок наскоро трахнуть ее. Она неизменно отказывалась, пока в одно из воскресений за ней не зашел Кристофер Бол. Мать настояла на том, чтобы Кирстен не мучила беднягу и пошла с ним погулять. Они отправились в сенной сарай, но вместо того, чтобы стащить с себя джинсы, Кирстен, к изумлению Кристофера, бросилась на солому и разрыдалась. Именно ему она призналась в том, что беременна.

Кристофер пришел в ужас, попятился от нее и поклялся, что если она посмеет упомянуть о нем, он скажет, что никогда и пальцем не прикасался к ней. Боль, отчаяние и страх, наконец, прорвались наружу. Ее охватила такая безудержная ярость, что она набросилась на Кристофера, одержимая желанием убить его.

— Ради Бога, Кирстен, успокойся! — заорал Кристофер, схватив ее за руки. — Как ты можешь утверждать, что Дэнни — отец ребенка, если трахалась со столькими мальчишками?

— Нет! Нет! — кричала она, снова набрасываясь на него. — Я это делала только ради него. Ты это знаешь. Вы все это знали! А теперь меня бросаете…

— А что же нам делать? Этот ребенок может быть чьим угодно…

— Нет! Он мой! Слышишь? Это мой ребенок, и я оставлю его. Никто не отберет у меня этого ребенка…

— Кирстен! — заорал он. — Никто и не отбирает его у тебя. А теперь, черт бы тебя побрал, может, ты наконец успокоишься?

Но Кирстен не слушала его. Она уже не владела собой, понимая лишь одно, что ее предали.

Только когда Кристофер припугнул ее, что она может навредить ребенку, если не успокоится, Кирстен взяла себя в руки. Ее ребенок! Единственное живое существо в мире, которое будет любить ее. Скоро в ее жизни появится то, чего никто не сможет отнять у нее. Ребенок будет принадлежать ей и только ей, и она будет беречь и защищать его, не щадя сил. И пусть Дэнни встречается с Кэтрин Уотс, пусть повсюду появляется с ней, хотя никогда и нигде не появлялся с Кирстен! Теперь у нее есть кого любить.

Печально улыбнувшись, Кирстен отложила книгу и поднялась, чтобы приготовить себе чаю. Все это было так давно и, казалось, с этим покончено, однако это не так. Сколько лет она истязала себя за то, что сделала аборт? Скольким мужчинам позволила надругаться над собой, наказывая себя? Она потеряла им счет. Психоаналитик утверждал: она поступала так, чтобы снова забеременеть, но Кирстен не верила ему. Может, в этом и была доля правды, но только доля, — ведь Кирстен всегда пользовалась противозачаточными средствами. Осознав, какую власть над мужчинами имеет ее тело, она продолжала спать с ними, желая получить то, что ей было нужно. Долгие годы до встречи с Полом Кирстен ничем не отличалась от шлюхи. Очень скоро Дэрмот Кемпбел докопается до этого и предаст все это гласности.

Но она переживет и это — куда ей деться? Господи, только бы Кемпбел не узнал о Лоренсе, о том, что было между ними! Ведь он все исказит и замарает ложью. Именно так он поведал публике об их отношениях с Полом. Лоренса Макалистера, с такой гордостью представленного ей Полом, она любила больше жизни, и в конце концов он сломал ее. Кирстен ужасало, что эта история может получить огласку, потому что до сих пор не знала, хватит ли у нее сил когда-нибудь забыть Лоренса…

— Кирстен! Кирстен, это ты?

— Алло? — осторожно сказала Кирстен.

— Кирстен, это я, Элен! Черт побери, я потратила уйму времени, чтобы найти тебя. Почему ты не дала мне телеграмму?

— Я думала, ты в Голливуде, — ответила Кирстен, не веря своим ушам.

— Я была там, но у меня ничего не вышло, так что пришлось вернуться. Похоже, мы обе вернулись.

— Не верю! — Кирстен вдруг засмеялась. — Я только что думала о тебе. Боже мой, Элен, скажи, что мне это не приснилось!

— Я здесь, дорогая. А теперь диктуй свой адрес, и я приеду к тебе. Нам многое надо рассказать друг другу, и чем раньше мы начнем, тем лучше. Надеюсь, ты сейчас свободна?

— Конечно, дорогая. Приезжай как можно скорее, я с нетерпением жду тебя.

Полчаса спустя Элен сидела напротив нее за кухонным столом, потягивая шампанское. Кирстен открыла его, чтобы отпраздновать встречу. Густые черные кудри, смуглая кожа, огромные карие глаза и большой рот — все это было так приятно видеть, что Кирстен чуть не всплакнула от радости. Однако, заметив, как Элен простодушно рассматривает ее оценивающим взглядом, Кирстен рассмеялась.