Переходя улицу, я посмотрел налево и оглянулся. Чисто. Больше оглядываться не буду. Скоро и так узнаю, творится ли что-нибудь сзади, — может быть, услышу вопли или звуки погони. Тогда придется отреагировать, но, черт побери, у меня одного был этот пистолетище!

Миновав автобусную остановку, я нырнул в первый попавшийся переулок. После двух очередных поворотов стащил дождевик и завернул в него цилиндр. Потом снял кепарь и тоже завернул в дождевик. На ходу я присмотрел мусорный бак и избавился от своего свертка. С этим покончено — я стал новым человеком или, по крайней мере, стану, когда надену очки.

Снова оказавшись на улице, я достал бумажник с видом человека, который проверяет, не забыл ли кредитку. Открыв его, я обнаружил, что стал семьянином; в бумажнике лежала очень симпатичная фотография меня, моей жены и двух детишек, меня звали Ланс Уайт. Не уверен, что миссис Уайт было бы приятно, если бы я пришел к ней домой.

В отделении для денег обнаружилось двести сорок долларов. Уайт либо только что побывал в банкомате, либо с утра пораньше продал часть товара. Кроме того, там лежала парочка кредиток, но их я оставлять не собирался; на то, чтобы их продать, уйдет слишком много времени, а если я использую их для получения наличности, то через час, не раньше. Но зачем рисковать и давать возможность кому бы то ни было описывать полиции мои приметы? Остальное было барахло: бумажки с номерами телефонов. Проходя мимо очередной урны, я выбросил все, кроме наличных.

Теперь у меня в кармане лежало почти четыреста долларов, хватит еще на несколько дней, если я не свяжусь с Патом или он сам не объявится с деньгами.

Моча на брюках стала немного подсыхать, пока я шел, но воняло от меня прилично. Пора менять одежду.

Я дошел до «Бургер кинг» и всех других магазинов рядом с гостиницей. Примерно через четверть часа я вышел из магазина уцененных товаров с пакетом, в котором лежали новые джинсы, свитер и нижнее белье — все купленное на наличные. Для Келли я тоже обзавелся совершенно новым комплектом одежды — до панталонов и нижней рубашки.

Поднимаясь в номер, я быстро посмотрел на часы. Меня не было часа два с четвертью, немного больше, чем я обещал.

Еще не дойдя до двери, я увидел, что она приоткрыта. В нее была засунута подушка. До меня донеслись звуки включенного телевизора.

Вытащив пистолет, я двинулся вперед, прижавшись к стене и целясь в щель. Сначала я почувствовал недоверие, потом потрясение. И еще успел ощутить пустоту в желудке, прежде чем меня стало мутить.

Я зашел в номер. Никого.

Я заглянул за кровать: вдруг Келли прячется там? Может, она решила меня разыграть?

— Келли, ты здесь?

Голос мой звучал серьезно, и она должна была это понять.

Молчание. Сердце мое билось так тяжело, что даже защемило в груди. Если они схватили ее, то почему до сих пор не бросаются на меня?

Я почувствовал, как с висков по щекам стекает пот. И начал впадать в панику, представляя Келли — вот она видит, как избивают ее отца, вот она с испугом зовет маму… Я понял то чувство отчаяния, когда хочешь, чтобы кто-то убрал из твоей жизни все пугающее.

Я силой заставил себя остановиться, успокоиться, подумать о том, что теперь делать. Выскочив из номера, я бросился бежать с криком: «Келли! Келли!»

Свернув за угол, я увидел ее.

Лучась удовольствием и гордостью, она отходила от автомата, торгующего кока-колой, стараясь справиться с кольцом на банке. Улыбка, которая обозначала «ну что, видишь, какая я теперь большая?», пропала, когда она увидела меня с пистолетом в руках, серьезного, как раковая опухоль.

В какой-то момент я уже собирался рассказать ей, чем все это чревато, но прикусил губу.

Внезапно на лице ее появилось сожаление и обида на себя. Покупка банки колы было первой вещью, которую она сделала самостоятельно с тех пор, как покинула дом, а теперь, вернувшись так скоро, я все разрушил. Ведя ее обратно в номер, я осматривал пространство за нами, чтобы убедиться, что нас никто не видел.

На кровати Келли валялись пустые пакетики из-под чипсов и тому подобное; все вместе напоминало сценку из «Зверинца». [33]

Я усадил ее и мигом принял душ. Когда я вышел, лицо у Келли было по-прежнему унылое. Я присел рядом.

— Я не сержусь на тебя, Келли, просто разволновался, куда ты подевалась. Обещаешь больше так не делать?

— Только если ты пообещаешь не оставлять меня одну.

— Обещаю. А теперь раздевайся, надо помыться.

Я схватил ее и практически засунул в ванну, прежде чем она успела опомниться.

— Ты сама моешь голову или кто-нибудь тебе ее моет?

Келли посмотрела на меня так, будто сейчас заплачет.

— Хочешь, чтобы я ее тебе помыл?

— Да, пожалуйста.