Когда в участке карлик, ничуть не раскаиваясь и даже словно бы бахвалясь, повторил свои показания и подписал их в присутствии свидетелей, все мы были сильно потрясены. Это был не псих и не маньяк, а абсолютно вменяемый гражданин, добровольно ставший жутким убийцей. Не понимаю, как такое происходит, что с нами всеми творится…

— Я могу снять его скальп на память? — шёпотом попросил Чунгачмунк, сбежавший из больницы.

— Увы, нам в полиции такого не позволяют, — так же шёпотом ответил я.

Дело было настолько громкое, что судить представителя маленького народа должны были уже в столице, а до процесса, как особо опасного преступника, поместить в самую страшную тюрьму на юге нашей страны — «Райские кущи». Говорят, даже охранники чувствуют там себя заключёнными…

Вечером, когда все разошлись, я наконец вышел на открытый, честный разговор с шефом.

— Почему вы замалчивали все дела, которые творились у нас в городке? Сын мэра, грабители банков, воры в супермаркете, похищение горгулий да мало ли…

— Мне осталось два года до пенсии, сержант, — удивляясь моей непонятливости, вздохнул он. — И я хочу до неё дожить. К тому же с хорошей репутацией. Все будут вспоминать меня и говорить, что, когда комиссаром был старина Жерар, преступностью здесь и не пахло.

— Но все всё знают, горожане смеются над вами, — слукавил я, решив, что ничто не вредно для пользы дела.

Однако шеф и глазом не моргнул.

— Не преувеличивайте, я тут всеми любим и уважаем, — с невозмутимым благодушием ответил он. А в управлении округа меня вообще ставят в пример новичкам. Я тут как незыблемый гарант законности и порядка! И всё потому, что не нарываюсь на лишние неприятности.

— Тогда почему помогли мне, разоблачили маньяка-почтальона? Ведь тогда в пещере ему ничего не стоило навести пистолет и на вас…

— Почтальон собирался убить вас и убил бы, а вы мне нужны живой. По той же причине — мне два года до пенсии. Если не на вас, то на кого я оставлю участок? Вы первый в очереди. Потом Флевретти. Но лучше всё-таки вы.

— Но вы же сами хотели меня уволить? — не понял я.

— Уволить — это одно, позволить убить — совсем другое, — заюлил месье Жерар, давая понять, что разговор окончен. — Ведь всё кончилось хорошо, Брадзинский. Вы молодец! Я напишу рапорт в управление, чтобы вас представили к награде. А также наградили почётными грамотами Флевретти и вашего Чунгачмунка. Они также внесли весомый вклад в раскрытие этого ужасного преступления, аналога которому ещё не было в истории Мокрых Псов и, надеюсь, не будет.

— Нет уж, вы так легко не отделаетесь, шеф, — упёрся я, прямо глядя ему в глаза. — Отныне все дела будем вести в открытую. Иначе рано или поздно какой-нибудь маньяк решит, что ему здесь всё сойдёт с рук. И этот кошмар повторится снова.

— Хм. Ладно, Брадзинский, увидим… — Комиссар Базиликус широко улыбнулся и, выдвинув ящик стола, поставил передо мной блюдце с пончиками и два бумажных стаканчика с остывшим кофе. — Отметим?

Я улыбнулся ему, мы сработаемся. Это была моя маленькая личная победа, потому что побеждённых не было…

В то утро я проснулся счастливым. И понял, что наконец-то меня отпустило, ушло, оставило, позволив снова дышать полной грудью. Исчезло чувство вины, связанное с последним нашим расследованием…

Прошло уже несколько дней после раскрытия дела о Кровавой Белоснежке. Так его оформил капрал Флевретти, он у нас любитель эффектных названий, к тому же ведёт весь архив расследований, вот и развлекается, чем может. Комиссар Жерар Базиликус снисходительно относится к его выходкам, примерно как к шалостям маленького ребёнка, хотя этот «ребёнок» уже столько лет служит в полиции и имеет дело с важными документами.

Так вот, повторюсь, впервые за несколько дней я проснулся без угрызений совести и ночных кошмаров. Получилось так, что я до сих пор винил себя, что не предотвратил убийство шестерых карликов и чуть не допустил гибель самой Белоснежки, которая, кстати, вчера заходила к нам, притащив большой пирог с капустой и яйцами, который испекла специально для нас в благодарность за избавление её от козней учёного карлика-извращенца. По правде говоря, меня не восхищают такие деревенские деликатесы, я вообще, глядя на брюхо Базиликуса, всё больше склоняюсь к тому, чтобы ограничить для себя продукты из теста, но шеф и Флевретти с явным удовольствием умяли пирог до последней крошки.

Чунгачмунк практически освоился на новом месте и чувствует себя как дома. Он, кстати, тоже не стал есть пирог, сказав, что индейцы не пекут пироги, а капусту едят только женщины, у мужчин от неё теряется охотничий нюх. Кажется, он всерьёз решил остаться у нас и на работу рейнджером в родные прерии возвращаться не намерен.

Хотя никто не понимает почему. Там воздух чистый, еда здоровая, преступников днём с огнём не сыскать, а у нас в полиции только соцпакет хороший, сама же зарплата не так чтобы особо. Каждый из нас работает здесь по какой-то своей причине, но явно нет никого, кто бы устроился в полицию исключительно ради денег. Не такие уж это деньги, чтобы из-за них рисковать своей шкурой…