Он помог ей вылезти по бетонному берегу, дал полотенце и, пока она вытиралась, стоял рядом.

— Ты знаешь, почему я пошел на это? — спросил он.

Она посмотрела на Чипа.

— Потому что я тебя люблю, — сказал он.

— Тогда отпусти меня.

Он покачал головой.

— Тогда с какой стати ты говоришь, что любишь меня?

— Люблю.

Она нагнулась и вытерла ноги.

— Ты хочешь, чтобы я опять стала больной?

— Да, хочу.

— Тогда, значит, ты меня ненавидишь, — сказала она, — ты не любишь меня. — Она выпрямилась.

Он взял ее руку, гладкую, прохладную и влажную.

— Маттиола.

— Анна, — поправила она.

Он попытался поцеловать ее в губы, но она отвернулась, и поцелуй пришелся в щеку.

— Теперь наставь на меня свое оружие и изнасилуй меня, — сказала она.

— Я не буду этого делать, — сказал он, выпуская ее руку.

— Почему же нет? — Она надевала свой балахон и застегивала его медленно, неуверенно. — Пожалуйста, Ли, — продолжала она, — давай поедем назад в город. Я уверена, тебя можно вылечить, потому что, если бы ты был действительно болен, неизлечимо болен, ты изнасиловал бы меня! Ты был бы намного грубей со мной, чем ты есть.

— Ладно, — не вступая в спор, ответил он. — Давай-ка вернемся на наше место.

— Пожалуйста, Ли.

— Чип, — поправил он. — Мое имя Чип. Пошли. — Он тряхнул головой, и они двинулись обратно через рощицу.

К концу недели она взяла его карандаш и книгу, которую он не читал в тот момент, и стала рисовать на внутренней стороне обложки наброски портретов Христа и Вэня, а еще дома, свою левую руку и ряд оттененных крестиков и серпиков. Он взглянул — не пишет ли она записку в надежде кому-нибудь ее подкинуть в воскресенье.

Потом Чип сам нарисовал дом и показал ей.

— Что это? — спросила Маттиола.

— Дом.

— Не похоже.

— Нет, это дом, — сказал он. — Они не обязательно должны быть все уныло-одинаковыми и прямоугольными.

— А это что за овалы?

— Окна.

— Я никогда не видела таких домов, — сказала она. — Даже в пред-У-эпохе. Где есть такие?

— Нигде, — сказал он. — Я его таким придумал.

— О, тогда это не дом, таких не бывает. Как ты можешь рисовать то, чего не бывает?

— Я ведь больной, ты не забыла? — сказал он.

Она отдала книгу, не глядя ему в глаза.

— Не надо таких шуток, — сказала она.

Он надеялся — впрочем, нет, он предполагал, — что могло ведь так случиться, что субботней ночью, в силу привычки или других причин она могла бы проявить желание сблизиться с ним. Однако не проявила. Так же как во все предыдущие вечера, она сидела в сумерках, обхватив руками колени и глядя на багровую полоску неба между нависшей скалой и черными кронами деревьев впереди.

— Сегодня суббота, — сказал Чип.

— Я знаю, — сказала она.

Они помолчали. Затем Маттиола спросила:

— Я не смогу получить лечебную процедуру. Да?

— Не сможешь, — сказал он.

— Но тогда я могу забеременеть, — сказала она. — А мне не положено иметь детей. Как, кстати, и тебе.

Ему хотелось сказать, что они едут в такое место, где решения Уни не имеют силы, но это было бы преждевременно: она могла бы перепугаться и перестать ему подчиняться.

— Да, наверно, ты права.

Он поцеловал ее в щеку, когда связывал ее и укрывал на ночь. Она молча продолжала лежать в темноте, и он поднялся с колен и пошел к своим одеялам.

Воскресная поездка прошла благополучно. Рано утром их остановила группа молодых номеров, но им просто нужно было помочь починить порвавшуюся цепь, и Маттиола сидела в траве вдали от группы, пока Чип был занят делом. К закату они приехали в парковую зону на севере от '14266. За день они отмахали больше семидесяти пяти километров.

И опять оказалось нелегким делом найти укрытие. Но в конце концов Чипу все же удалось найти подходящее место — развалины пред-У или ранне-У-строения, густо заросшего виноградом и плющом. Здесь было просторней и гораздо удобней, чем на предыдущей стоянке. В ту же ночь, несмотря на усталость после дальнего перехода, он съездил в '14266 и воротился с запасом унипеков и питья на три дня.

Маттиола за эту неделю стала раздражительной.

— Мне надо почистить зубы, — капризничала она. — И я хочу принять душ. До каких пор мы будем так ехать? Всю жизнь, что ли? Тебе, может, и нравится жить, как животному, но мне — нет. Я — человек. И я не могу спать со связанными руками и ногами.