Примерно через час после наступления темноты они пошли к закусочной, где запаслись коробкой унипеков и питьем, и спустились на берег. Дойдя до сканера, они обогнули его. Ночь выдалась безлунная и беззвездная — дневная дымка не рассеялась и лишила небо светил. В тихо плещущей воде то и дело взблескивали фосфорические искорки; если б не эти блестки, то вокруг царила бы непроглядная темень. Чип нес коробку с унипеками и напитками под мышкой и фонарем подсвечивал им путь впереди. Маттиола несла узел.

— Торговцы не придут к берегу в такую ночь, как эта, — сказала она.

— Да и вообще никого не будет, — сказал Чип. — Даже двенадцатилетних подростков. Это очень кстати.

Но на самом деле, он думал, что это вовсе не так и некстати. А что, если туман продержится несколько дней и ночей кряду, и они застрянут у самого краешка свободы? Не подстроил ли все это Уни преднамеренно, именно с этой целью? Чип улыбнулся. Он был tres fou, Маттиола была абсолютно права.

Они шли до тех пор, пока не решили, что находятся уже к западу на полпути между '082 и следующим городом. Тогда они положили на землю коробку с провизией и узел с одеялами и стали искать подходящую пещеру в скалах. Они нашли ее буквально через несколько минут — берлогу с дерновой крышей и песчаным полом, на котором валялись обертки от унипеков и два заинтриговавших их обрывка пред-У-географической карты — зеленый с надписью «Египет» и розовый. Они перенесли коробку и узел в пещеру, расстелили одеяла, поели и улеглись рядом.

— Неужели ты еще можешь? — недоверчиво спросила Маттиола. — После сегодняшнего утра и вчерашней ночи?

— Без транквилизаторов, — сказал Чип, — для меня это не проблема.

— Фантастика! — сказала Маттиола.

Позднее Чип сказал:

— Даже если мы никуда не доберемся, даже если нас схватят через пять минут и накачают лекарствами, то и тогда игра стоила свеч. Мы побыли живыми, самими собой, по крайней мере хоть несколько часов.

— Я хочу, чтобы не какая-то кроха, а вся моя жизнь принадлежала мне, — сказала Маттиола.

— Так и будет, — сказал Чип. — Обещаю тебе. — Он целовал ее в губы, гладил в темноте ее щеку. — Ты останешься со мной? — спросил он. — На Майорке?

— Конечно, — сказала она. — Что за вопрос?

— А ведь не хотела, — сказал он. — Помнишь? Ты даже сюда не хотела идти со мной.

— Во имя Христа и Вэня, это же было прошлой ночью, — сказала она и поцеловала его. — Конечно, я хочу остаться с тобой. Ты разбудил меня и теперь мне без тебя — никуда.

Они лежали в обнимку и целовались.

— Чип! — крикнула она. Наяву, а не во сне.

Он сел, ударившись головой о камень, нашарил воткнутый в песок нож.

— Чип! Смотри! — Он вскочил на колени и уперся рукой в песок. Маттиола темнела силуэтом на фоне голубого входа в пещеру. Он поднял нож, готовый поразить любого, кто приблизится к ним.

— Нет, нет, — сказала она со смехом. — Подойди, посмотри! Я не верю своим глазам!

Щурясь от света, он подполз к ней.

— Гляди! — воскликнула она счастливо, показывая на берег.

Метрах в пятидесяти от пещеры на песчаной отмели стояло суденышко — небольшой двухмоторный катер. Старый, с белым корпусом и красным скиртингом. Он стоял на песке с наклоном на нос. Вода до него не доходила. Над скиртингом были белые брызгоотражатели, а часть ветрового стекла отсутствовала.

— Давай поглядим, годится ли он, — сказала Маттиола. Опираясь на плечо Чипа, она начала вылезать из пещеры; он кинул нож, схватил ее за руку и потянул назад.

— Постой минутку, — сказал он.

— Почему? — Она посмотрела на него.

Он потирал ушиб и хмуро смотрел на катер — красно-белый, пустой, такой манящий на ярком утреннем, не скрытом туманом, солнышке.

— Здесь какой-то подвох, — сказал он. — Западня. Слишком уж здорово. Ложимся спать, просыпаемся — и к нашим услугам подогнали лодку. Я не верю в это.

— Ее нам не подогнали, — возразила Маттиола. — Она стоит здесь не одну неделю. Погляди, как успели ее загадить птицы и как глубоко ушел в песок ее нос.