Пурга усиливалась, в ней все смешалось, дома, кажется, опрокидывались навзничь, снег мертво забивал ноздри, глаза, уши, сделалось трудно дышать, в пяти шагах ничего не разглядеть - и если бы они были не в городе, а в тундре, то запросто бы потеряли друг друга. И, случается, люди теряются. Теряются навсегда. Очень часто бывает, что не хватает им каких-то пяти шагов для спасения: пяти шагов не доходят до цели, до теплого помещения, до заветной двери в дом и остаются лежать в снегу.

Поэтому налетчики на всякий случай держались кучно, подстраховывали друг друга.

Поднялись на третий этаж, на площадке отдышались. Липатов внимательно осмотрел своих спутников:

– Ну что, готовы?

– Г-готовы, - едва удерживая в себе выскакивающее наружу сердце и пьяно дыша, проговорил Сазыкин.

Липатов жестко глянул на него:

– А тебе пить надо прекращать. А это самое - особенно, - он выразительно помял пальцами воздух, - что травкой называется.

Полупьяный Сазыкин, несмотря на оскорбительный тон Кадыра, поедал его преданными глазами.

– Тогда - вперед!
– Липатов позвонил в дверь.

Вначале за дверью было тихо, только слышался вой свирепого ветра за стенами дома, потом донеслась тихая возня и наконец раздался голос Сергея Шубина:

– Кто это?

"Дед Пихто!" - хотел было весело выкрикнуть Кадыр, - и тогда бы весь их поход свелся к невинной шутке, но Кадыр жестко сцепил зубы, подумал презрительно: "Женишок! Счас мы тряхнем твою кубышку", вслух же произнес медовым голосом:

– Это я, Сереж... Кадыр!

Сергей Шубин открыл дверь и тут же, получив удар кулаком в лицо, со стоном отлетел в середину прихожей. На грохот выскочила его семнадцатилетняя сестра Вика. Липатов ткнул пальцем в Сергея:

– Связать!

Прежде чем связать Сергея, Орлов порезвился - нанес ему несколько ударов кулаком в лицо, основательно "разукрасил", потом Сергею скрутили веревкой ноги и руки, перетянули полотенцем. То же самое сделали и с Викой.

– Деньги!
– потребовал Кадыр.
– Мани, мани! Показывайте, где прячете, или изрежем в лапшу!
– Он выдернул из-за пояса нож и сделал несколько выразительных движений.

А уж в том, что за двадцать лет работы на Севере Шубины сколотили состояние, Кадыр не сомневался. Подойдя к Сергею, он глянул ему в глаза, с силой ударил кулаком по лицу.

– Деньги!
– Снова ударил.
– Где деньги?
– Потом саданул наотмашь. Говори, где деньги?

Минут через двадцать Сергей указал место, где были спрятаны деньги, отложенные на свадьбу, - в углу большой комнаты, под паласом - что-то около тысячи долларов.

Первый "трофей" поднял настроение, и Липатов, Сазыкин и Орлов начали усиленно избивать Сергея Шубина, приговаривая:

– Деньги! Говори, где остальные деньги!

Но Сергей сказать больше ничего не мог - он не знал. Тогда Липатов начал сантиметр за сантиметром обшаривать квартиру. Денег он не нашел, зато нашел, как сказано в следственных документах, "в шкафчике серванта золотые украшения Шубиной Вики и ее родителей: перстень-печатку, золото в ломе, 5 золотых коронок для зубов, кулон без камня, камень-вставку, цепочку золотую, кольцо обручальное, крестик золотой". Кадыр, одобрительно хмыкнув, сгреб все себе в карман.

Тем временем хозяйка квартиры Наталья Серапионовна Шубина уже несколько раз звонила в дверь квартиры - дети не открывали. Наталья Серапионовна слышала громкие звуки магнитофона и удивлялась: что же там такое происходит? Начала звонить по телефону от соседей.

Сергей Шубин после четвертого звонка с трудом разлепил разбитые губы:

– Это мать!

Липатов махнул ножом перед носом Сергея, подволок телефон:

– Вели матери идти домой! Иначе...
– Он сделал красноречивое движение.

Через несколько минут дюжие руки волоком втащили Наталью Серапионовну в дверь собственной квартиры и, связав, бросили на диван.

– Деньги!
– потребовал Липатов.
– Где деньги? Доллары, доллары, доллары!

Шубина молчала.

– Ах так! Сейчас ты пожалеешь об этом!

Сазыкин накинул ей на шею электрический шнур и с силой сдавил. Липатов одобрительно кивнул: правильно действуешь, друг Сазыкин!

Шубина захрипела. Сазыкин ослабил удавку. Потом снова натянул. И так несколько раз. Шубина потеряла сознание. Придя в себя, прошептала: