В начале июня Юлька ушла на дискотеку, надела свои любимые золотые цацки, накрасилась, натянула на плечи шелковую кофту и ушла. Домой Юлька не вернулась.

На танцах она познакомилась с представительным, понравившимся ей парнем Сережей Дуровым. Она видела его и раньше - у своей подружки Оли Петровой, но тогда ни познакомиться, ни сойтись с ним не удалось, - а сейчас он оказался на танцах. Один. Без "напарницы". Юлька незамедлительно подкатилась к нему, пригласила на белый танец, а чуть позже, в танце же, сказала Дурову, что хочет быть его девушкой.

Дуров не возражал: Юлька ему понравилась. В прошлый раз, у Ольки Петровой, она какой-то несерьезной свиристелкой, недозрелой писклей выглядела, а сейчас ничего - вполне взрослая, вполне сформировавшаяся женщина.

– Ладно, - сказал он ободряюще.

Юлька от радости вспыхнула, покраснела, словно маков цвет. Вот почему в тот вечер она не вернулась домой. Не вернулась она и на следующий день. А чего, собственно, ей делать дома? Мать лицезреть? От внутренней гадливости ее даже передернуло. В школу идти не надо. Каникулы, безмятежная летняя пора.

Они с Сережей крепко выпили и завалились спать. На следующий день сделали то же самое. И через день.

Счастливое молодое время. Никаких забот, никаких дум, никаких обязательств, никаких этических норм. Сегодня с Сережкой Дуровым, завтра, если он надоест, - перейдет к Витьке Клопову, от Витьки - к немцу Петеру Вагриуцу и так далее. Одна только заноза в сердце, словно кусок железа, мать. Очень уж надоела мамашка!

Через неделю совместной жизни с Дуровым Юлька сказала ему - дело было ночью - после жарких объятий:

– Серега, ты должен выполнить социальный заказ...

– Чего-чего?

– Социальный заказ, говорю, должен выполнить. Никогда не слышал о таком? Мой личный заказ. И тогда мы оба будем богаты.

– Быть богатым - это хорошо, - Дуров засмеялся.
– Что я должен для этого сделать?

– Убить мою мать.

Дуров разом оборвал смех, внимательно посмотрел на свою юную подружку, потом, потянувшись к ночнику, включил его, посмотрел еще более внимательно.

– А ты, часом, не того?
– Он повертел пальцем у виска.
– А?

– Вот она где у меня сидит, моя мамашка, вот где!
– Юлька яростно попилила себя пальцем по горлу.
– Вот где! Вот где! Вот где! Наелась я ее досыта, хватит!

От звонкого истеричного голоса Юльки Дурову сделалось не по себе, и он поспешил выключить свет.

– Ладно, - сказал он, - будет день - будет и пища. Выдастся подходящий момент - заказ выполним.

А Юльку уже трясло от злости, она лежала в постели, вытянувшись в струну, обнаженная, и крепко стиснутыми кулаками взбивала простынь:

– Не хочу, чтобы она жила! Не хочу, не хочу, не хочу!

Отступив, надо заметить, что Юлька обращалась с этой просьбой не только к Дурову. Свидетель Бекалиев Олег Куатович сообщил, что еще зимой к нему приходила Юлия Кортун, просила убрать свою родительницу. Пообещала хорошо заплатить. Бекалиев отказался.

Свидетель Миткалев Михаил Сергеевич заявил: Юлия Кортун приезжала к нему с просьбой убрать мать. Миткалев даже не стал говорить на эту тему.

В конце июня, в один из жарких вечеров, Людмила Кортун встретила у колодца старика Фомина, тот поинтересовался:

– Ну как твоя Юлька? Небось уже красавицей стала?

– Юлия по нескольку месяцев не живет дома. И сейчас ее нет.

– Да ты что?
– удивился старик.
– Вроде бы рано ей замуж-то.

– Не замужем она. Ушла и не живет.

– Где же она?

– Не знаю. Хотя недавно получила от нее письмо с угрозами. Грозится убить меня.

– Господи! За что?

– Дом ей мой нужен. И все, что я нажила.

– Свят, свят, свят!
– Старик истово перекрестился.

Четвертого июля, в три часа ночи, Юлька разбудила пьяного Дурова:

– Вставай!

Тот недовольно завозился в постели.

– Ты чего?

– Вставай, кому сказала!
– В Юлькином голосе зазвучали командные нотки.

– О-о-о-ох!
– со стоном потянулся Дуров. Ему было плохо, хотелось выпить.
– Ты не могла бы отложить свои дела на завтра?

– Не могла бы! Вставай! Или я ухожу от тебя!

Это было серьезно. Терять Юльку не хотелось. Дуров, нехотя, с руганью и бурчанием, поднялся.

– Пошли на улицу Пушкина!
– скомандовала ему Юлька.