— А у него, еще маленького, наши отца взяли, и он не вернулся, — сказал Грек. — Знали, что невиноватый, но под горячую руку попал.

— Владимир, в наших кадрах не могут знать обо мне? — спросил Золотарев. Чувствовалось, что он нервничает.

— Обычное личное дело, я его сам видел, немного хорошего, чуть плохого, более ничего, — уверенно ответил Грек. И невольно вспомнил, как полгода назад хотел вновь заглянуть в дело Золотарева, но секретчик потребовал визы начальника главка. Тогда это его не насторожило, сегодня все выглядело иначе.

Ничего не поделаешь, придется докладывать штатскому вертихвосту. Грек никогда не ходил с папкой, все необходимое держал в голове. Он позвонил секретарю, сказал, что у него срочные документы, которых, естественно, не было, да и быть не могло.

— Принесите мне, я доложу, — сухо ответил секретарь. Видимо, он понял, что между шефом и гэбэшником произошла размолвка.

— Исключено, — сказал Грек. — Они тут совсем с ума посходили. У старого гэбэшника нет таких документов, которые он мог бы оставить секретарю, и тот об этом прекрасно знает.

Секретарь трубку не положил. Грек не сомневался, что и с хозяином сопляк не советуется. Может продержать на проводе некогда всемогущего человека — вот и кайфует. Молодой и глупый, не понимает: во все времена — и вчера, и сегодня, и завтра — полковник спецслужбы способен такого мальчонку сожрать и костей не выплюнуть.

— Через пятнадцать минут вас ждут, — произнес наконец секретарь и положил трубку.

Грек пожал философски плечами, поднялся из-за стола, сделал несколько гимнастических упражнений, вышел в коридор, затем вновь вернулся в кабинет, взглянул на часы и опустился в кресло для гостей... Он ожидал, что Гуров выйдет на Авилова, был готов к этому. Однако гэбэшник не предполагал, что розыск сработает столь оперативно. Парень мог завалить подготовку, тир и прочее. Но при таком раскладе Авилов называл инструктора, а тот отвечал, что не помнит. По мысли Грека, все должно было происходить медленно, тягуче и завершиться очень не скоро. Если усталый, замордованный Гуров доберется до косвенных доказательств, Грек выстрелит, и все облегченно вздохнут. Грек не собирался жертвовать агентурой, такое ни в какие ворота не лезет.

Чиновник встретил его сухо, кивком указал на кресло и спросил:

— Где горит?

— Везде. Нельзя сказать, что я ошибся, но Гуров оказался не только умен, но и чертовски быстр.

Доклад Грека был короток, но чиновник его постоянно перебивал, задавал идиотские вопросы, давал запоздалые указания.

— Вы хотите сказать, что милиция может добраться и до нас? — Чиновник не сдержался, сорвался на крик.

— Такой глупости я не говорил, — холодно ответил Грек. — Я доложил, попрощался, ушел, больше мы в ближайшее время не увидимся. Когда Гуров свернет в сторону и пойдет своим путем, я, возможно, появлюсь. Валентину Николаевичу вы можете ничего не докладывать, он будет в курсе.

— Вы хотите сказать, что встретитесь с вице-премьером лично? — Чиновник чуть не задохнулся. — Да вас к нему не пустят.

— Меня, — Грек поднялся, — пустят. А вам советую сидеть тихо, словно мышь... Хотя мне все равно, я работу с вами закончил. Всего наилучшего, — он кивнул и вышел из кабинета.

В приемной, кроме секретаря, никого не было. Грек подошел к столу и прошептал:

— А ну-ка встать!

Секретарь испуганно втянул голову в плечи, чувствовал, сейчас ударят. Он правильно чувствовал, но Грек взял себя в руки, осмотрел человека, пожал плечами и вышел в коридор. Мельчаю, нервы никуда, думал Грек, направляясь в свой кабинет, чтобы позвонить вице-премьеру, договориться о встрече. Соединившись с Поповым, Грек сказал:

— Здравствуйте, Валентин Николаевич, у службы "С" есть для вас сообщение. Когда и где вы можете меня принять?

— Здравствуйте, не думал, что вы позвоните столь быстро, — ответил Попов. — Где нам встретиться, вам решать, вы специалист.

— В настоящее время ваш кабинет вполне подходящее место. Лучше, если вы согласитесь на вечер, меньше зрителей, и отпустите секретаря, оставьте только охрану.

— Сегодня в двадцать один час, — сказал Попов.

— Вы очень любезны, я буду без трех минут девять.

— До встречи. — Попов положил трубку и недовольно поморщился.

Он был опытный аппаратчик и прекрасно знал: никогда ни одно сложное мероприятие не проходит точно по плану. Можно учесть все, кроме человеческого фактора. Обязательно, рано или поздно, на одной из позиций оказывается человек, чьи способности были преувеличены или преуменьшены. Не говоря уже о том, что, если в операции задействовано большое количество людей, непременно среди них оказывается если не предатель, то человек малодушный либо болтливый, возможно, трус, неврастеник.

Попов расчленил союзников на множество групп, не зависимых друг от друга. Таковы азы конспирации, провал или отказ одного звена никак не сказывался на деле в целом. Больной орган блокировался, удалялся из организма, никто и не замечал происшедшего. Попов отлично понимал свой уровень: кресло президента, пост премьера ему никак не светили. Он не желал находиться в экзотической стране, обладать женщинами, яхтами, особняками. Он хотел жить в России, быть в первой пятерке президента и не думать постоянно, к кому он повернулся спиной. Он понимал, что все это пустые мечты, человек в большой политике не имеет возможности расслабиться ни на секунду, иначе окажется за бортом. Закон всегда один — если ты не плывешь на пределе сил, ты тонешь.