Но теперь пора было возвращаться, и Итк завершил свое недолгое путешествие. К этой цели вел невообразимо долгий путь, и, как бы ни было интересно, Итк спешил присоединиться к своим сородичам.

Поэтому мы открыли клетку, которая не могла стать преградой существу, способному оказаться вне ее, как только пожелает. Пока же Итк был в ней… Нет, уже не был. Исчез!

Небо горело.

Добавилась еще одна булавочная головка, скользнувшая вниз сквозь атмосферу и вспыхнувшая факелом. Итк перестал существовать.

Он оставил нас.

В тот же вечер Карл Леус выбросился с тридцать второго этажа небоскреба в Вашингтоне. Из тех, кто слушал Итк, умерло еще девять человек. В тот же день. Хотя я был не готов, но и во мне притаилась смерть. Чувство опустошенности, тщетности и безнадежности. Я вернулся в обсерваторию и попытался отделаться от воспоминаний обо всем, что передал Итк в мой разум, посеял в мою душу. Будь я более восприимчив, как Леус и девять других, я тоже неминуемо покончил бы с собой. Но я другого сорта. Они в полной мере осознали глубину сказанного инопланетянином. Это их так взволновало, что они поплатились за это жизнью. Я не мог понять их поступок.

Узнав об этом, ко мне завалился Порталес.

— Они… они сами себя убивают, — пробормотал он. Мне стало дурно от его мелочной назойливости. Оплакивая их, я ничуть не интересовался его страхами.

— Да, они покончили с собой, — устало согласился я, не отводя взгляда от сверкающего неба над обсерваторией. Казалось, уже наступила ночь. Ночь, светлая как день.

— Но почему? Почему они так делают?

Я заговорил, прислушиваясь к собственным мыслям. Я-то знал, почему так произошло.

— Из-за того, что сказало это существо.

— Разве оно что-то говорило?

— Оно говорило, но не все его слышали.

— Оно говорило с тобой?

— С некоторыми из нас. С Леусом, с теми, кто распрощался с жизнью, да и с остальными. Я выслушал его.

— Но почему я ничего не слышал? Я же там был!

Я пожал плечами. Он не слышал, вот и все.

— Ладно, что оно говорило? Расскажи, — потребовал мой ассистент.

Я повернулся, посмотрел на него. “Может это произведет на него впечатление? Нет, — решил я, — скорее всего нет. И хорошо. Хорошо для него, хорошо для других, ему подобных. А ведь без них Человечество перестало бы существовать”. Я решил рассказать.

— Лемминги, — пояснил я. — Слышал о леммингах? Без каких-либо причин, благодаря каким-то глубинным, инстинктивным побуждениям, они устремляются друг за другом и гибнут, губят себя, падая в пропасть. Друг за другом они стремятся к гибели. Видовая необходимость. То же самое с этим созданием и его народом. Они прошли через метагалактики, чтобы здесь покончить с собой. Они собрались совершить массовое самоубийство в нашей Солнечной системе. Вспыхнуть в атмосферах Марса, Венеры и Земли и умереть, вот и все. Просто умереть.

Его лицо окаменело. Я видел, он понял меня. Но какое это имело значение? Ведь не это же заставило Леуса и остальных покончить с собой, не это расстроило меня. Побуждение одного народа не соответствует побуждениям другого.

— Но… но… я не понимаю…

Я перебил его:

— Это то, что сказал Итк.

— Но почему они явились умирать сюда? — растерянно спросил он. — Почему именно сюда, а не в какую-то другую звездную систему или галактику?

Об этом Итк тоже рассказал. О том, чему мы удивлялись, проклиная себя за этот вопрос. И ответ Итка оказался самым простым.

— Потому что, — проговорил я медленно и мягко, — это — край Вселенной.

На лице моего собеседника отразилось непонимание. Я видел, что эта концепция выше его разумения. Солнечная Система, система Земли оказалась, если говорить точно, краем Света. Вроде как в плоском мире, по которому плыли моряки Колумба, плыли в ничто. Конец всего. В одну сторону лежала Вселенная со своими законами… и они — народ Итк — правили ею. Она принадлежала им, могла бы принадлежать им вовеки. Но они имели расовую память, впечатанную в каждый эмбрион, в каждое существо их народа, и потому они никогда не деградировали. Как у любой породы леммингов, появлялось новое поколение, которому предстояло просуществовать тысячелетия — и уйти намного вперед. И они отправлялись в путь, двигались до тех пор, пока не оказывались здесь, чтобы сгореть в нашей атмосфере. И еще управлять всем тем, что нужно, чтобы осуществить свое намерение.

А потому для нас, активных, ненасытных, любопытных, ищущих и странствующих землян, чья жизнь связана с поисками знаний, с жаждой знания, нам ничего не осталось. Только мусор нашей собственной звездной системы. А кроме этого — ничего.

Мы находимся на грани смерти. И не будет никаких межзвездных путешествий. Не потому что мы не можем. Мы могли бы отправиться к звездам. Но теперь выяснилось, что нас должны допустить к ним. Это была Их Вселенная, так что мы, на Земле, оказались на задворках.