— Будут средства. Времени еще много.

— Для осуществления ваших целей необходимо много времени. Даже на планетах Керолайн есть люди. Порабощенные, с видоизмененным телом и мозгом, но люди. Как быть с ними? Мне кажется, вы глубоко заблуждаетесь и руководствуетесь ложной идеей.

Деми молчал. Лицо его застыло.

— Разве это не факты? — спросил Джоз. — Как вы соотносите их со своей верой?

Деми сказал ровным голосом:

— Факты никогда нельзя соотносить с верой. По нашей вере все люди, даже на планетах Керолайн, исчезнут. Времени много. О миры истины, они ждут нас!

— Ясно, — сказал Джоз, — что вы объединяетесь с Базовыми, что вы желаете нашего уничтожения. Это может изменить наше отношение к вам. Боюсь, что Эрвис Каркало был прав, а я ошибался.

— Мы останемся пассивными, — сказал Деми. Лицо его заколебалось, стало расплывчатым. — Безо всяких эмоций мы будем следить за уходом Верхних Людей, не помогая им уцелеть, но и не подталкивая к гибели.

Джоз заговорил с гневом:

— Ваша вера, ваш разум, или как вы там его еще называете, обманывает вас. Я заявляю — если вы нам не поможете, вы пострадаете так же, как и мы.

— Мы пассивны, мы не вмешаемся.

— А ваши дети? Ведь Базовые не делают различий между нами. Они погонят вас в трюмы своего корабля, как и нас. Зачем нам защищать вас?

Лицо Деми блекло, покрывалось туманом. Глаза его сверкали, как угли.

— Мы не нуждаемся в защите, — сказал он, — мы в безопасности.

— Вы разделите нашу судьбу! — воскликнул Джоз. — Я обещаю вам это!

Деми уменьшился, с невероятной скоростью Джоз понесся обратно по пещере, затем по туннелю, наверх, в свою мастерскую, в кабинет и дальше, в спальню. Он открыл глаза. Лицо горело, во рту пересохло.

Открылась дверь, появилась голова Вайфа.

— Ты звал меня?

Джоз приподнялся на локте и осмотрел спальню.

— Нет, я не звал.

Вайф исчез. Джоз лег на спину и уставился в потолок. Странный ему привиделся сон. Сон ли? Или порождение его собственной фантазии? А может, обмен мыслями между двумя умами? Невозможно понять. События покажут. Джоз свесил ноги с постели. Сон или явь — не все ли равно.

Он встал, оделся и вышел через зал совета на солнечный балкон.

День перешел за две трети своей продолжительности. У западных утесов легли густые тени. Налево и направо простиралась Долина Бенбека. Никогда еще не казалась она такой процветающей и в то же время нереальной, как бы чуждой этой планете.

Джоз поглядел на север, вдоль большой каменной стены, доходящей до самого Хребта Бенбека. Он тоже казался нереальным — хребет, за которым жили Священные. Джоз смотрел на скалы, представляя себе скрывающуюся под ними большую пещеру.

Джоз посмотрел на тренировочный загон, где Джаггеры, тяжело переваливаясь, упражнялись в защитных построениях. Как удивительна жизнь, породившая Базовых, Священных, Джаггеров и его самого!

Он подумал об Эрвисе Карколо и почувствовал внезапное раздражение. Карколо был помехой, очень нежелательной сейчас. Он не принимает терпимости.

Легкие шаги сзади, прикосновение меха, касание ласковых рук, запах ладана.

Напряжение Джоза ослабло. Если бы девушек-менестрелей не было, нужно было бы их придумать.

Глубоко в пещере, в помещении, освещенном канделябром с двенадцатью сосудами, спокойно сидел беловолосый старик.

На подставке, на уровне глаз, находился его танд — сложная конструкция из золотых прутьев и серебряной проволоки, спутанной и скрученной в очевидном беспорядке.

Очевидность эта, однако, была только кажущейся. Каждый изгиб проволоки символизировал аспект конечной сущности, тень, отбрасываемая конструкцией на стену, представляла Разум, хотя и изменчивый, но всегда тот же.

Для Священных этот предмет был святыней и служил источником размышлений. Не было конца изучению танда — новые умозаключения постоянно рождались из переплетений проволоки. Была разработана сложная номенклатура, каждая часть, изгиб, узел имели свое название, каждый тип переплетения был отнесен к определенной категории.

Таков был культ танда. По достижении определенного возраста Священный созерцал такой танд столько, сколько хотел, затем должен был воспроизвести его, руководствуясь только памятью. После этого происходило самое значительное в жизни Священного — осмотр его танда синодом старейших.

В абсолютной тишине, много часов подряд, созерцали они его создание, вдумываясь в многообразие пропорций, изгибов, переплетений и узлов. Таким образом определялись свойства молодого Священного, его личные качества, понимание им Конечной Сущности, Разума и Базы.

Иногда танд свидетельствовал о темной испорченной личности, которая оказывалась нетерпимой. Неудачный танд бросали в печь, расплавленный металл выливали в общественную уборную, несчастного же автора изгоняли на поверхность планеты, предоставляя ему возможность жить, как вздумается.