— Я сама возненавидела бы человека, который постоянно соглашался бы со мной, — заявила студентка.

— Сомневаюсь, — возразила светская дама.

— Почему? — спросила студентка.

— Я была о вас лучшего мнения, дорогая, — ответила светская дама.

— Я рад, что вы поддерживаете меня, — сказал поэт. — Я сам всегда смотрел на представителя дьявола, как на самого полезного члена справедливого суда.

— Помню, как мне однажды пришлось быть на обеде, где известный судья встретился с не менее известным адвокатом, клиента которого судья именно в этот день приговорил к повешению. «Всегда чувствуешь удовлетворение, когда осудишь преступника, которого вы защищаете. Чувствуешь полную уверенность, что он был виноват». Адвокат ответил, что он с гордостью будет вспоминать слова судьи.

— Кто это сказал: «Прежде чем нападать на ложь, надо очистить ее от истины»?

— Мне кажется, Эмерсон, — предположил я не вполне уверенно.

— Очень может быть, — согласился философ. — Многое зависит от репутации. Часто цитаты приписывают Шекспиру.

— С неделю тому назад мне пришлось войти в одну гостиную, где хозяйка встретила меня словами: «А мы как раз говорили о вас. Это не ваша статья?» Она указала на номер журнала, лежавший на столе. «Нет, — ответил я, — меня уже спрашивали об этом несколько раз. По-моему, статья не серьезная». — «Да, должна согласиться с вами», — сказала хозяйка.

— Что хотите, а я не в силах симпатизировать девушке, заведомо продающей себя за деньги, — сказала старая дева.

— А за что же еще ей продавать себя? — спросил поэт.

— Вовсе не продавать себя, — отрезала старая дева. — Она должна отдаться по любви.

— Не грозит ли нам опасность вступить в спор только из-за игры слов? — ответил поэт. — Вероятно, все из нас слыхали рассказ о еврее портном, которого раввин порицал за то, что тот работал за деньги в субботу. «Сшить такой сюртук за девятнадцать шиллингов вы называете работать за деньги?» — ответил портной с негодованием. — «Да ведь это даром!»

Не заключается ли в этой «любви», из-за которой девушка отдает себя, и нечто более осязательное? Не удивилась ли бы несколько «обожаемая», если бы, выйдя замуж по любви, увидала, что «любовь» — единственное, чем ее муж намеревается одарить ее? Не вырвалось ли бы у нее естественное восклицание: «Где же наш дом, хотя бы без меблировки? Где же мы будем жить?»

— Вот вы теперь играете словами, — заметила старая дева. — Большее заключает в себе меньшее. Любя ее, он, конечно, пожелал бы…

— Ублаготворить ее всеми благами земными, — договорил поэт. — Другими словами, он заплатил бы за нее. Что касается любви — они квиты. В супружестве муж отдается жене так же, как жена отдается мужу. Муж, правда, требовал было для себя большей свободы; но требование всегда отвергалось с негодованием женой. И она выиграла дело. Муж и жена связаны законом общественным и нравственным. При таком положении вещей ее заявление, что она отдает себя, само собой уничтожается. Тут происходит обмен. А между тем женщина одна требует себе награды.

— Скажите: «живые весы уравновешиваются», — поправил философ. — Лентяйки красуются в юбках, а ленивые глупцы гордо выступают в панталонах. Но есть классы, где женщина делает свою долю работы. В бедных классах она трудится больше своего товарища. Есть такая баллада, которая очень распространена в провинции. Не раз мне приходилось слышать, как ее пел резкий, тонкий голосок за ужином после жатвы или во время танцев:

— Несколько месяцев тому назад ко мне пришла моя экономка с известием об отказе кухарки, — заговорила светская дама. — Я сказала: «Очень жаль. Почему она уходит?» — «Она поступает прислугой». — «Прислугой?!» воскликнула я. — «К старому Хэдзону, на угольной верфи, — ответила экономка. — Его жена, если помните, умерла в прошлом году. У него, бедного, семь человек детей, и за ними некому приглядывать». — «То есть, вы хотите сказать, что она выходить замуж?» — «Ну да, она так говорит, — со смехом отвечала экономка, — а я ей на это сказала, что она бросает дом, где ей было хорошо и она получала пятьдесят фунтов в год, чтобы стать прислугой, не получая ни гроша. Только она ничего не хочет знать».

— Такая внушительная особа, — удивился поэт. — Я помню ее. Позвольте привести еще пример. У вас замечательно хорошенькая горничная, кажется, ее зовут Эдит.

— И я заметил ее, — вставил свое слово философ. — Она меня поразила своими особенными манерами.

— Я не выношу около себя особы с рыжими волосами, — заметила студентка.

— Ее, пожалуй, нельзя назвать рыжей, — возразил философ. — Если вглядеться внимательнее, это скорее темно-золотистый оттенок.