– Но хотя бы парашюты у этого катафалка есть? – жалобно спросил Бобчик.

Подруга стала оживлённо переговариваться с Гонсалесом.

– Для подобных самолётов парашюты не предусмотрены, – объяснила она. – Они летают на слишком маленьких высотах. Но Педро говорит, чтобы мы не боялись. Маленький самолёт – как велосипед: даже если и упадёт, это не страшно.

– Может быть, ему и не страшно, – проворчал Бобчик.

– В любом случае это не опаснее, чем жить в России, – заметила я. – Просто к маленьким самолётам надо привыкнуть.

Педро что-то закричал, размахивая руками. На поле появились два индейца, которые начали гоняться за ламами и викуньей, прогоняя их с лётного поля. Животные приняли это за весёлую игру, и взбрыкивая голенастыми ногами, принялись носиться взад-вперёд.

– А вот и последний пассажир, – ухмыльнулся Гонсалес, указывая на приближающегося Луиса. – Садитесь в кабину.

– Чур я радом с пилотом! – воскликнула Адела.

– Но ведь здесь только четыре места, а нас пятеро, – Бобчик сделал последнюю попытку спастись. – Мы все здесь просто не поместимся.

– Поместимся! – бодро заявила подруга. – Вы втроём сядете сзади, а мы с Педро – спереди.

– Но ведь сзади только две пары пристяжных ремней! При крутом вираже один из нас может выпасть из самолёта!

– Не беспокойся. Мы с Луисом пристегнёмся вместе, – сказала я.

Бобчик, тихонько причитая, осторожно поставил ногу на колесо шасси и, бросив тоскливый взгляд на мечущихся по полю лам, взобрался в кабину.

Луис схватил меня за руку.

– Нам нужно срочно поговорить! – прошептал он мне на ухо.

– А что случилось?

– Я хочу знать, почему тебе срочно потребовалась информация о Марселе Морли.

– Ты что-то выяснил?

– Естественно, что я что-то выяснил, – передразнил меня колумбиец.

– Садитесь, садитесь, быстрее! – замахал руками пилот, с силой раскручивая пропеллер.

Мотор самолёта зачихал надсадно, как старый туберкулёзник, окончательно добивая и без того перепуганного Бобчика.

– Садитесь, чего вы ждёте! – снова обратился к нам пилот.

– Ладно, потом поговорим, – сказала я, забираясь на заднее сиденье.

Я устроилась на коленях у Луиса и, удлинив привязные ремни до максимума, мы ухитрились-таки их застегнуть.

Пропеллер крутился всё быстрее и быстрее. Его лопасти разрубали солнечные лучи, как меч Джедая из "Звёздных войн".

Педро занял своё место у руля управления.

– Пристегнитесь, – сказал он. – И на всякий случай возьмите вот это, – он протянул нам большие полиэтиленовые пакеты.

– А это ещё зачем? – с опаской поинтересовался Бобчик.

– Чтобы ты не испачкал пол и соседей, – усмехнулась Адела.

Ламы, викунья и индейцы по-прежнему гонялись друг за другом.

Самолёт, натужено гудя, начал разбег. Он попытался оторваться от земли, но ударился об ухабистую полосу, чуть не выбросив нас из кабины. Животные, испуганно прядая ушами, отбежали в сторону.

Наконец, "сесна" оторвалась от земли и устремилась ввысь. Её корпус вибрировал и гудел, содрогаясь всякий раз, когда мы проваливались в очередную воздушную яму.

Гонсалес заложил крутой вираж, и под нами раскинулось буровато-серое неровное пространство, на котором, как мёртвые змеи, извивались сухие русла ручьёв.

Покрытое крупным щебнем плоскогорье Наска было бескрайним и пустынным, как огромный лист тёмной наждачной бумаги, на котором древние гиганты нацарапали гвоздём какие-то таинственные знаки.

И вдруг среди извилистых морщин, оставленных временем на лице земли, открылись идеально прямые линии, прочерченные от горизонта до горизонта. Некоторые из них сходились, другие были параллельны друг другу. Их пересекали такие же ровные прямые линии, словно вычерченные по линейке древними мифическими гигантами.

Иногда это были даже не линии, а светлые полосы с расходящимися краями. Казалось, что тёмно-бурая поверхность плато подсвечивается лучом прожектора. Такими же светлыми были прямоугольные площадки на тёмно-буром фоне. Несколько светлых фигур имели форму трапеции. Их расходящиеся края, напоминающие наконечник стрелы, заканчивались идеально прямой полосой, уходящей вдаль, к горизонту.

– А сейчас я покажу вам рисунки! – повернувшись к нам, крикнул Гонсалес. – Каждый рисунок я буду очерчивать концом крыла, сначала правого, а потом левого, так, чтобы вам было удобно фотографировать.