Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925
Читать

Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925

Полное собрание сочинений в тринадцати томах [6]

Стихи и поэзия

:

поэзия

.
1957 г.
Аннотация

Цель настоящего третьего по счету полного собрания сочинений — дать научно выверенный текст произведений Маяковского. В основу издания положено десятитомное прижизненное собрание (восемь томов были подготовлены к печати самим поэтом). В отношении остальных произведений принимается за основу последняя прижизненная публикация.

В шестой том входят стихотворения 1924 года — первой половины 1925 года, поэмы «Владимир Ильич Ленин», «Летающий пролетарий».

В данной электронной редакции опущен раздел «Варианты и разночтения».

 

В. Маяковский. Фото. 1924 г.

Стихотворения, 1924 — первая половина 1925

Будь готов! *

Уверяла дурой дура: нам не дело-де до Рура * . Из-за немцев, за германцев лбам-де русским не ломаться. Что, мол, Англия — за морем, от нее нам мало горя! Пусть, мол, прет к Афганистану: беспокоиться не стану. Эти речи тем, кто глуп. Тот, кто умный, смотрит в глубь. Если где елозит Юз * , намотай себе на ус, а повел Керзон * рукой, намотай на ус другой. А на третий (если есть) намотай о Польше весть. Мы винтовку рады кинуть, но глядим врагу за спину. Не таится ль за спиной Врангель * тот или иной. У буржуя, у француза, пуд-кулак, колодезь-пузо — сыт не будешь немцем голым. Тянет их и к нашим горлам. Что ж лежать на печке дома? Нет, рассейся наша дрема. Что и где и как течет — все берите на учет! В нашей войсковой газете все страницы проглазейте. Разгремим на сто ладов: стой на страже — будь готов!

[ 1924]

Киев *

Лапы елок, лапки, лапушки… Все в снегу, а теплые какие! Будто в гости к старой, старой бабушке я вчера приехал в Киев. Вот стою на горке на Владимирской * . Ширь во-всю — не вымчать и перу! Так когда-то, рассиявшись в выморозки, Киевскую Русь оглядывал Перун * . А потом — когда и кто, не помню толком, только знаю, что сюда вот по льду, да и по воде, в порогах, волоком — шли с дарами к Диру и Аскольду * . Дальше било солнце куполам в литавры. — На колени, Русь! Согнись и стой. — До сегодня нас Владимир * гонит в лавры * . Плеть креста * сжимает каменный святой. Шли из мест таких, которых нету глуше, — прадеды, прапрадеды и пра пра пра!.. Много всяческих кровавых безделушек здесь у бабушки моей по берегам Днепра. Был убит и снова встал Столыпин * , памятником встал, вложивши пальцы в китель. Снова был убит, и вновь дрожали липы от пальбы двенадцати правительств * . А теперь встают с Подола * дымы, киевская грудь гудит, котлами грета. Не святой уже — другой, земной Владимир крестит нас железом и огнем декретов. Даже чуть зарусофильствовал от этой шири! Русофильство, да другого сорта. Вот моя рабочая страна, одна в огромном мире. — Эй! Пуанкаре * ! возьми нас?.. Черта! Пусть еще последний, старый батька содрогает плачем лавры звонницы. Пусть еще врезается с Крещатика * волчий вой: «Даю-беру червонцы!» Наша сила — правда, ваша — лаврьи звоны. Ваша — дым кадильный, наша — фабрик дым. Ваша мощь — червонец, наша — стяг червонный. — Мы возьмем, займем и победим. Здравствуй и прощай, седая бабушка! Уходи с пути! скорее! ну-ка! Умирай, старуха, спекулянтка, набожка. Мы идем — ватага юных внуков!

[ 1924]

Ух, и весело! *

О скуке * на этом свете Гоголь говаривал много. Много он понимает — этот самый ваш Гоголь! В СССР от веселости стонут целые губернии и волости. Например, со смеха слёзы потопом на крохотном перегоне от Киева до Конотопа. Свечи кажут язычьи кончики. 11 ночи. Сидим в вагончике. Разговор перекидывается сам от бандитов к Брынским лесам * . Остановят поезд — минута паники. И мчи в Москву, укутавшись в подштанники. Осоловели; поезд темный и душный, и легли, попрятав червонцы в отдушины. 4 утра. Скок со всех ног. Стук со всех рук: «Вставай! Открывай двери! Чай, не зимняя спячка. Не медведи-звери!» Где-то с перепугу загрохотал наган, у кого-то в плевательнице застряла нога. В двери новый стук раздраженный. Заплакали разбуженные дети и жены. Будь что будет… Жизнь — на ниточке! Снимаю цепочку, и вот… Ласковый голос: «Купите открыточки, пожертвуйте на воздушный флот!» Сон еще не сошел с сонных, ищут радостно карманы в кальсонах. Черта вытащишь из голой ляжки. Наконец, разыскали копеечные бумажки. Утро, вдали петухи пропели… — Через сколько лет соберет он на пропеллер? Спрашиваю, под плед засовывая руки: — Товарищ сборщик, есть у вас внуки? — Есть, — говорит. — Так скажите внучке, чтоб с тех собирала, — на ком брючки. А этаким способом — через тысячную ночку — соберете разве что на очки летчику. — Наконец, задыхаясь от смеха, поезд взял и дальше поехал. К чему спать? Позевывает пассажир. Сны эти только нагоняют жир. Человеческим происхождением гордятся простофили. А я сожалею, что я не филин. Как филинам полагается, не предаваясь сну, ждал бы сборщиков, взлезши на сосну.

[ 1924]

Протестую! *

Я ненавижу человечье устройство, ненавижу организацию, вид и рост его. На что похожи руки наши?.. Разве так машина уважаемая машет?.. Представьте, если б шатунов шатия чуть что — лезла в рукопожатия. Я вот хожу весел и высок. Прострелят, и конец — не вставишь висок. Не завидую ни Пушкину, ни Шекспиру Биллю * . Завидую только блиндированному автомобилю. Мозг нагрузишь до крохотной нагрузки, и уже захотелось поэзии… музыки… Если б в понедельник паровозы не вылезли, болея с перепоя, в честь поэтического юбилея… Даже если не брать уродов, больных, залегших под груду одеял, — то даже прелестнейший тов. Родов * тоже еще для Коммуны не идеал. Я против времени, убийцы вороватого. Сколькие в землю часами вогнаны. Почему болезнь сковала Арватова * ? Почему безудержно пишут Коганы * ? Довольно! — зевать нечего: переиначьте конструкцию рода человечьего! Тот человек, в котором цистерной энергия — не стопкой, который сердце заменил мотором, который заменит легкие — топкой. Пусть сердце, даже душа, но такая, чтоб жила, паровозом дыша, никакой весне никак не потакая. Чтоб утром весело стряхнуть сон. Не о чем мечтать, гордиться нечего. Зубчиком вхожу в зубчатое колесо и пошел заверчивать. Оттрудясь, развлекаться не чаплинской лентой * , не в горелках резвясь, натыкаясь на грабли, — отдыхать, в небеса вбегая ракетой. Сам начертил и вертись в параболе * .

[ 1924]

9-е января *

О боге болтая, о смирении говоря, помни день — 9-е января. Не с красной звездой — в смирении тупом с крестами шли за Гапоном * – попом. Не в сабли врубались конармией-птицей — белели в руках листы петиций. Не в горло вгрызались царевым лампасникам — плелись в надежде на милость помазанника * . Скор ответ величества был: «Пули в спины! в груди! и в лбы!» Позор без названия, ужас без имени покрыл и царя, и площадь, и Зимний. А поп на забрызганном кровью требнике писал в приход царевы серебреники. Не все враги уничтожены. Есть! Раздуйте опять потухшую месть. Не сбиты с Запада крепости вражьи. Буржуи рабочих сгибают в рожья. Рабочие, помните русский урок! Затвор осмотрите, штык и курок. В споре с врагом — одно решение: Да здравствуют битвы! Долой прошения!

[ 1924]

Здравствуйте! *

Украсьте цветами! Во флаги здания! Снимите кепку, картуз и шляпу: британский лев * в любовном признании нам протянул когтистую лапу. И просто знать, и рабочая знать годы гадала — «признать — не признать?» На слом сомненья! Раздоры на слом! О, гряди послом, О’Греди * ! Но русский в ус усмехнулся капризно: «Чего, мол, особенного — признан так признан!» Мы славим рабочей партии братию, но… не смиренных рабочих Георга * . Крепи РКП, рабочую партию, — и так запризнают, что любо-дорого! Ясна для нас дипломатия лисьина: чье королевство к признанью не склонится?! Признанье это давно подписано копытом летящей буденновской конницы. Конечно, признание дело гуманное. Но кто ж о признании не озаботится? Народ не накормишь небесною манною. А тут такая на грех безработица. Зачем… почему и как… и кто вот… признанье — теперь! — осмеет в колебаньи, когда такой у Советов довод, как зрелые хлебом станицы Кубани! А, как известно, в хорошем питании нуждаются даже лорды Британии. И руку пожмем, и обнимемся с нею. Но мы себе намотаем на ус: за фраком лордов впервые синеют 20 000 000 рабочих блуз. Не полурабочему, полулорду * слава признанья. Возносим славу — красной деревне, красному городу, красноармейцев железному сплаву!

[ 1924]

Дипломатическое *

За дедкой репка… Даже несколько репок: Австрия * , Норвегия, Англия, Италия. Значит — Союз советский крепок. Как говорится в раешниках — и так далее. Признавшим и признающим — рука с приветом. А это — выжидающим. Упирающимся — это:
Фантастика
Уму поэта-провидца в грядущем такая сценка провидится: в приемной Чичерина цацей цаца торгпред каких-то «приморских швейцарцев» — 2 часа даром цилиндрик мнет перед скалой-швейцаром. Личико ласковое. Улыбкою сощерено. «Допустите до Его Превосходительства Чичерина * !» У швейцара ответ один (вежливый, постепенно становится матов): — Говорят вам по-эс-эс-эс-эрски — отойдите, господин. Много вас тут шляется запоздавших дипломатов. Роты — прут, как шпроты. Не выражаться же в присутствии машинисток-дам. Сказано: прием признаваемых по средам. — Дипломат прослезился. Потерял две ночи ради очереди. Хвост — во весь Кузнецкий мост * ! Наконец, достояв до ночной черни, поймали и закрутили пуговицу на Чичерине. «Ваше Превосходительство… мы к вам, знаете… Смилостивьтесь… только пару слов… Просим вас слезно — пожалуйте, признайте… Назначим — хоть пять полномочных послов». Вот вежливый чичеринский ответ: — Нет! с вами нельзя и разговаривать долго. Договоров не исполняете, не платите долга. Да и общество ваше нам не гоже. Соглашатели у власти — правительство тоже. До установления общепризнанной советской власти ни с какою запоздавшей любовью не лазьте. Конечно, были бы из первых ежели вы — были б и мы уступчивы, вежливы. — Дверь — хлоп. Швейцар во много недоступней, чем Перекоп * . Постояв * , развязали кошли пилигримы. Но швейцар не пустил, франк швейцарский не взяв, И пошли они, солнцем палимы…
в официальном магазине Литрес

Полное собрание сочинений в тринадцати томах
Том 1. Стихотворения (1912-1917)
Том 2. Стихотворения (1917-1921)
Том 3. Окна РОСТА и Главполитпросвета
Том 4. Стихотворения, поэмы, агитлубки и очерки 1922-1923
Том 5. Стихотворения 1923
Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925
Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926
Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927
Том 9. Стихотворения 1928
Том 10. Стихотворения 1929-1930
Том 11. Пьесы, киносценарии 1926-1930