— Нормы? — подсказала она.

Это вызвало улыбку у Коули и несколько смешков.

Тедди кивнул.

С минуту она думала, а тем временем пепельный кончик ее сигареты серел и уже начал загибаться. Заметив это, она стряхнула его в пепельницу и вскинула голову.

— Нет. Уж простите.

— А мисс Соландо вчера что-нибудь говорила?

— Кажется, пару раз, да.

— На тему?

Марино бросила взгляд на главврача.

— В виде исключения, ради приставов, мы можем нарушить правило конфиденциальности.

Она кивнула, хотя было видно, что она не в восторге от такого решения.

— Мы говорили о том, как сдерживать свою ярость. В последнее время у нас было несколько случаев неподобающих вспышек.

— А именно?

— Шум-крики, выяснения отношений и тому подобное. Ничего экстраординарного, так, небольшие стычки, связанные, вероятно, с недавней тепловой волной. Так что вчера мы обсуждали подобающие и неподобающие способы проявления беспокойства и недовольства.

— У мисс Соландо в последнее время были приступы ярости?

— У Рейчел? Нет. Только в дождь приходила в возбуждение. И вчера на терапии об этом говорила. «Я слышу дождь. Я слышу дождь. Его еще нет, но скоро пойдет. А что будет с едой?»

— С едой?

Марино загасила сигарету и покивала:

— Рейчел раздражала кормежка. Она постоянно жаловалась.

— По делу? — спросил Тедди.

Марино вовремя заморозила полуулыбку и опустила взгляд.

— Кто-то, возможно, согласится с такой точкой зрения. Мы не оцениваем мнения и мотивы в моральных категориях «хорошо» или «плохо».

Тедди понимающе кивнул.

— Вчерашнюю групповую терапию вел доктор Шин. Он здесь присутствует?

Никто не отозвался. Несколько мужчин затушили свои сигареты в пепельницах, стоявших между стульями.

В конце концов Коули сказал:

— Доктор Шин уехал сегодня на утреннем пароме. На том самом, которым вы потом приехали.

— Почему?

— Плановый отпуск.

— Но нам надо с ним поговорить.

— У меня есть его обзоры групповых занятий. С комментариями, — сказал Коули. — Вчера в десять вечера он ушел из главного корпуса к себе. А поутру уехал. Его отпуск давно планировался и все время откладывался. Мы не видели причины его задерживать.

Тедди обратился к Макферсону:

— С вашего одобрения?

Тот кивком подтвердил.

— Объявлена строгая изоляция в связи с побегом, — сказал Тедди. — Как вы могли позволить кому-то покинуть территорию?

— Мы проверили, где он находился прошлой ночью, — сказал Макферсон. — Мы все взвесили и не нашли причин, чтобы его задерживать.

— Он врач, — подчеркнул Коули.

— Мать честная, — тихо выдохнул Тедди. Грубейшее нарушение предписаний, установленных для всех учреждений пенитенциарной системы, а все ведут себя так, будто ничего не произошло.

— Куда он уехал?

— Простите?

— Вы сказали, что он уехал в отпуск. Куда именно?

Коули, припоминая, поднял глаза к потолку.

— Нью-Йорк, по-моему. Там его семья. Парк-авеню.

— Мне нужен его номер телефона, — сказал Тедди.

— Я не понимаю зачем…

— Доктор, — перебил его Тедди, — мне нужен номер телефона.

— Вы его получите, пристав. — Коули смотрел в потолок. — Что-нибудь еще?

— Да уж, — сказал Тедди.

Коули опустил взгляд на пристава.

— Телефон, — сказал Тедди.

Из телефонной трубки на посту медицинской сестры раздавалось тихое шипение. За стеклом было еще четыре аппарата, но, когда доступ к ним открыли, результат оказался таким же.

Тедди и доктор Коули отправились к центральному коммутатору на первом этаже главного больничного корпуса. Оператор поднял глаза, когда они вошли в дверь. Гарнитура висела у него на шее.

— Сэр, — обратился он к главврачу, — связи нет. Даже по радио.

— Погода вроде ничего.

Оператор пожал плечами:

— Я пытаюсь прорваться. Проблема не в том, какая погода у нас, а в том, что творится на материке.

— Продолжайте, — сказал Коули. — Если связь восстановится, дайте мне знать. Этому джентльмену надо сделать важный звонок.

Оператор кивнул и, отвернувшись, надел наушники.

Воздух за окном напоминал задержанное дыхание.

— Что произойдет, если вы не появитесь в положенное время? — поинтересовался Коули.

— В головном офисе? — уточнил Тедди. — Сообщат об этом в вечернем докладе. А если не появлюсь в течение сорока восьми часов, все задергаются.