Наконец, устав от всеобщей болтовни и неразберихи в зале, Баллиол поднял кубок и со стуком опустил его на стол. Когда же, к своей досаде, он понял, что никто не обращает на него внимания, он снова грохнул кубком об стол и громким голосом призвал к тишине и порядку. Понемногу его советники прекратили спорить друг с другом и обратили взоры к королю.

— Милорды, — сказал Баллиол, вдруг осознав, что почти копирует голос и повадки Эдуарда, — милорды, мы должны принять решение. Нам известно, что власть английского короля подточил изменник в его совете, и теперь Эдуарду придется столкнуться с внушительными союзными силами, возглавляемыми нашим другом Филиппом Французским. Мы намереваемся отказаться от клятв, принесенных Эдуарду, и войти в союз с французами. Таково ли и ваше желание?

Ответом было дружное «да» и одобрительный гул. Баллиол улыбнулся, кивнул и устало опустился на стул, уже не обращая внимания на споры, заново вспыхнувшие за столом. И ни король, ни его советники не заметили, как один молодой сквайр выскользнул из зала, выбрался во двор замка, прошел через огромные, похожие на пещеру, ворота и растворился в городской толпе.

Роберт Огилви, сквайр при шотландском дворе, на самом деле был предателем. Он только что услышал известие, за которое английский агент в Стерлинге заплатит ему золотом, — ему стала известна личность изменника при Эдуардовом совете. Баллиол, король-простофиля, чуть ли не открыто объявил, кто это такой, однако остальные члены совета либо осовели от вина, либо оказались недогадливыми. Все — кроме Огилви, мечтавшего о богатстве и власти. Секрет, который он узнал, поможет ему осуществить эти мечты.

Огилви пробирался по узкой, заваленной конским навозом улице, которая смердела, как мусорная куча в знойный летний день. Он увидел, как оборванный однорукий попрошайка отгоняет собачонку, лаявшую на него, и зрелище чужого несчастья преисполнило его самодовольством. Он молод, здоров и вскоре сделается богат. Огилви поспешил пересечь рыночную площадь, не обращая внимания на крики разъездных торговцев и коробейников, нахваливавших грубые безделушки и прочую дешевую дрянь. Он нырнул в прохладную темноту харчевни, освещенной скупыми лучами солнца, которые проникали внутрь сквозь два грубо прорубленных окна. В дальнем конце помещения сидел английский собрат Огилви, уже поджидавший его.

«Ну, — подумал шотландский чиновник, — скорее не англичанин, а валлиец. Наверняка явился сюда якобы по делу, связанному с Эдуардом Английским, и задержался, надеясь раздобыть хоть какие-нибудь сведения». Огилви, улыбаясь, направился к нему: у него имелось известие, от которого этот надменный валлийский чиновник подпрыгнет на месте.

Гороноди ап Рис был рад увидеть Огилви. Эдуард Английский послал его сюда собирать секреты, и благодаря молодому шотландцу-задире это, кажется, удастся. Он заказал лучшего вина и, когда неряха трактирщица принесла его, принялся щедро наливать шотландцу, а сам лишь пригубливал. Он внимательно слушал болтовню собеседника, отсеивая зерна от плевел, а слухи от правды, факты от непристойностей, которыми пичкал его Огилви. Ап Рис чувствовал, что у сквайра есть для него какая-то важная новость, и понимал, что со временем, и не без помощи вина, тот выложит ее. Наконец, Огилви, раскрасневшийся от выпивки, умолк, сделал очередной большой глоток и со стуком поставил кружку на стол.

— У меня имеется, — объявил он громко, — кое-какое важное известие, но за него вы мне щедро заплатите. — Ап Рис, ожидавший этого, кивнул, и шотландец пустился в ошеломительные откровения. Ап Рис слушал, старательно пряча изумление, а когда Огилви закончил говорить, извлек из сумы позвякивающий монетами кожаный кошель и бросил его на стол.

— Вы заслужили это, шотландец! — сказал он. — Вы честно заслужили это. — И, больше не мешкая, валлиец встал и тихо выскользнул из таверны. Огилви, совершенно пьяный, уставился на кошелек, трясущейся рукой подобрал его, спрятал под одежду, допил остатки вина и поднялся, собираясь уходить.

За всей этой сценой наблюдали двое мужчин, сидевших в дальнем конце харчевни. После того, как Огилви, пошатываясь, вышел на улицу, они нарушили настороженное молчание.

— Думаешь, Огилви ему сказал?

— Конечно! — ответил второй. — Иначе бы тот не вручил ему кошелек!

— И что теперь?

Второй пожал плечами:

— Эдуардов человек заполучил, что хотел. А Огилви?

Первый мрачно улыбнулся в ответ:

— О, он сделал свое дело. Сегодня же вечером разыщи его и перережь ему глотку!

На шестой неделе пребывания в Ните Корбетт уже изнывал от беспокойства и нетерпения, как пес на цепи. Он так ничего и не разузнал, ему не хотелось расставаться с Мэв, но он все больше сознавал, что угодил в ловушку: лорд Морган неизменно вежливо отвергал все его просьбы о позволении вернуться в Лондон. Дни теперь тянулись так медленно, что Корбетта застигло врасплох внезапное разрешение его бед — оно явилось быстро и неожиданно, как меч, выхваченный из ножен, или стрела, со свистом рассекающая воздух.

В четверг, после дня солнцестояния, замок охватила какая-то бешеная суета. Вечером, вернувшись к себе в комнату, Корбетт и Ранульф застали там Оуэна: затянутый в черную кожу, он зловещей птицей сидел на узком подоконнике одной из бойниц.

— Я явился к вам с вестью от лорда Моргана! — выкрикнул он. — Вам предписано не покидать вашей комнаты.

— До каких пор? — рявкнул в ответ Корбетт. — Такое уже было несколько недель назад. У лорда Моргана весьма странные представления о гостеприимстве. Почему он так с нами обращается? Что он скрывает?