Казалось очевидным, что все комнаты здесь будут спальнями, и я оказалась права, заглянув в первые две и обнаружив холодные спартанские комнаты, в каждой из которых стояли одноместная кровать, столик для умывальных принадлежностей, шкаф и больше ничего.

Большая спальня в фасадной части дома принадлежала Гордону и Грейс — вне всякого сомнения. Помимо двойного комода с зеркалом и двуспальной кровати с потрепанным лоскутным одеялом, в этой комнате было так же холодно и стерильно, как в остальных.

Я по-быстрому сунула нос в ящики комода: на его стороне носки, белье, наручные часы без ремешка и засаленная, залистанная колода игральных карт, на ее — нижние юбки, трусики, бутылочка с выписанными врачом ампулами снотворного (мой старый друг хлоралгидрат, заметила я, C2Y3Cl3O2 — сильнодействующее снотворное, которое в сочетании с алкоголем американские головорезы прозвали «Мики Финном». В Англии сельские доктора выписывали его чувствительным домохозяйкам, называя «кое-чем, что поможет уснуть»).

Я не смогла сдержать легкую улыбку, вспомнив случай, когда, воспользовавшись лишь спиртом, чистящим средством для туалета и бутылочкой хлорного отбеливателя, я синтезировала партию этого вещества и дала его в обработанном яблоке Фебе Сноу, призовой свинье, принадлежащей нашему соседу Максу Уайту. Феба проспала пять дней и семнадцать часов, до того как оно перестало действовать, и некоторое время «выдающаяся спящая свинья» была восьмым чудом света в британском сельскохозяйственном мире. Макс любезно одолжил ее на праздник в Святом Танкреде, где за шесть пенсов можно было посмотреть, как Феба храпит в кузове грузовика с вывеской «Спящая красавица». В итоге она заработала почти пять фунтов на стихари для хора.

Со вздохом я вернулась к делу.

В задней части ящика Грейс, спрятанная под грязным носовым платком, лежала зачитанная Библия. Я открыла обложку и прочитала слова на форзаце: «Пожалуйста, верните в церковь прихода Святого Танкреда в Бишоп-Лейси».

Когда я возвращала ее в ящик, клочок бумаги выскользнул и порхнул на пол. Я подняла его ногтями, очень стараясь не оставлять на нем отпечатки пальцев.

Слова были написаны пурпурными чернилами: «Грейс, пожалуйста, позвоните, если я могу облегчить Вашу боль». И подпись: «Дэнвин».

Дэнвин Ричардсон, викарий. Которого Безумная Мэг видела танцующим голышом неподалеку в лесу Джиббет.

Я спрятала улику в карман.

Оставалась только маленькая спаленка в задней части дома. Спальня Робина. Я прошла по безмолвной лестничной площадке и остановилась перед закрытой дверью. Только тогда у меня возникли опасения. Что, если Гордон или Грейс неожиданно влетят в дом и поднимутся по лестнице? Как я смогу объяснить вторжение в их спальни?

Я приложила ухо к темным панелям двери и прислушалась. Ни звука.

Я повернула ручку и вошла.

Как я и подозревала, это была комната Робина, но это была комната маленького мальчика, умершего пять лет назад: трогательно маленькая кроватка, сложенные одеяла, пустой шкаф, линолеум на полу. Никакого святилища, никаких свечей, никаких фотографий в рамках, запечатлевших, как покойный катается верхом на игрушечной лошадке-качалке или висит вверх ногами на яблоне. Какое горькое разочарование!

Комната была голой и простой, словно «Спальня в Арле» Ван Гога, но без теплоты; она была холодной и отчужденной, как зимняя луна.

Быстро оглядевшись, я поняла, что рассматривать здесь больше нечего, и вышла наружу, почтительно — почти нежно — прикрыв за собой дверь.

И затем я услышала шаги внизу.

Что мне делать? Две возможности промелькнули в моем мозгу. Я могу скатиться по лестнице в слезах, притворившись, что заблудилась и потеряла ориентацию во время приступа лунатизма. Я могу заявить, что у меня нервный срыв и что я не знаю, где я; что я увидела со двора перед домом лицо в верхнем окне, манящее меня длинным пальцем, и подумала, что это страдающая Грейс Ингльби.

Как бы ни были любопытны эти действия, все они приведут к неким последствиям, а в последнюю очередь я нуждалась в дополнительных затруднениях в моей жизни. Нет, подумала я, я проскользну вниз по лестнице и буду очень надеяться, что меня не поймают.

У подножия лестницы послышалось хлопанье, как будто большая птица угодила в дом. Я медленно, но спокойно прошла остаток ступеней. Внизу я высунула голову из-за стены и похолодела.

Луч яркого солнечного света озарял конец коридора. И маленький мальчик в резиновых сапогах и матроске пропал за открытой дверью.