Шрифт:
Почти не осознавая этого, маркиз потянулся, чтобы повернуть ручку двери. Он просто вспоминал ее глаза, яростные и как он сейчас понял, немного обиженные. Колдер может пойти к ней прямо сейчас и – ну, ему определенно не за что извиняться. Тем не менее, возможно, ему не повредит, если… если он закончит день на доброжелательной ноте…
Дверь не двигалась. Колдер с удивлением посмотрел вниз на первый замок, который был закрыт для него в этом доме. Он с недоверием толкнул сильнее. Дверь не двинулась с места.
Если бы он имел привычку ругаться, то с удовольствием выругался бы сейчас.
Маркиз резко повернулся и вышел из комнаты, решительно повернул налево и преодолел расстояние между дверьми несколькими большими, нетерпеливыми шагами. В этот раз дверь признала его собственность. Колдер распахнул ее, чтобы впиться взглядом в женщину в комнате…
Которая с удивлением вскинула голову и прикрыла свои влажные, обнаженные груди мыльными руками.
О, черт. Его воображение не подобралось даже близко к действительности. Вот она, его новобрачная, погруженная в воду в большой медной ванне перед огнем – обнаженная, влажная, сияющая, покрытая душистой пеной и сочной плотью…
И еще более разъяренная, чем прежде.
– Как вы смеете…! – Она запнулась. Это был его дом, в конце концов. Каждый чертов его камень, включая те счастливые кирпичи перед камином, которые поддерживали самую везучую медную ванну во всей Англии.
Дейдре приподняла подбородок, хотя и густо покраснела – ее щеки были почти такого же цвета, как и розовые соски, которые он увидел на краткий, но запоминающийся миг – и прищурила глаза, глядя на него.
– Что вы хотите… милорд?
Тебя. Сейчас. Горячую, с каплями воды, стекающими с тела на вот эти простыни и, может быть, все еще немного скользкую, так, чтобы мои руки могли скользить быстрее по твоей прекрасной коже.
Если Колдер считал, что она прекрасна, когда одета, то он и понятия не имел, что скрывается под этим идеальным, элегантным гардеробом. Зачем он разозлил это крайне желанное создание в день их свадьбы? Неужели он полностью сошел с ума?
Если бы он был более льстивым человеком – как его убедительный брат, например, – то он сказал бы что-то очаровательное, ласкательное, чуточку непристойное, что, несомненно, предоставило бы ему возможность пройти дальше, чем просто стоять у двери.
Увы, Колдер был всего лишь самим собой, человеком, у которого не было склонности произносить красивые слова. Как бы ему хотелось побольше попрактиковаться в этом.
– Ты заперлась от меня.
Нет, это было не то.
Он попытался еще раз.
– Это – мой дом, и ты – моя жена.
Совершенно справедливо, старик, но едва ли лестно.
– Я могу входить и выходить, когда пожелаю. – Подожди, нет. Это вышло не совсем верно…
Оставалось надеяться, что она достаточно невинна, чтобы догадаться о двусмысленности этой фразы.
Ее глаза расширились, и она заморгала, глядя на него, сейчас уже искренне шокированная.
Тебе не повезло. Слишком плохо. Это могла быть лучшая ночь в твоей жизни.
Идиот.
Так и быть. Колдер аккуратно увернулся от летящей в него губки и стряхнул пену с рукава.
– Я больше ни слова не скажу об этом. Умоляю вас позаботиться о том, чтобы не запирать мои двери в будущем.
И он быстро сбежал, закрыв дверь как раз вовремя, чтобы та приняла на себя удар бутылкой с ароматическими солями для ванной.
Глава 8
Когда дверь за ее мужем – ее мужем! – захлопнулась, Дейдре закрыла лицо трясущимися руками и погрузилась под воду. Он видел ее обнаженной. Как унизительно!
О, в самом деле? Так вот почему твои соски затвердели, пока он смотрел на тебя?
Обнаженная! Полностью! Были клятвы или нет, но она оказалась не совсем готова к этому. Как и к выражению ошеломленного животного вожделения, появившегося на его лице. Как ужасно!
Ужасно? Так вот почему твои руки дрожат, а колени подгибаются? Вот почему ты оставалась там, где он мог видеть тебя, вместо того, чтобы нырнуть под воду или схватить полотенце?
Было что-то опасное в его взгляде – что-то собственническое и голодное и такое же древнее, как и сам мир. Кажется, что под этой высококачественной, строгой одеждой и хладнокровным самообладанием, маркиз Брукхейвен, в конце концов, все-таки был мужчиной.
И каким мужчиной! Если бы он зашел в комнату и вытащил ее из ванны, то Дейдре боялась, что подчинилась бы ему из-за откровенного женского ответа на его внезапную темную сексуальность. Вздрогнув, она встала. Позволив воде стекать с ее тела, девушка потянулась за полотенцем, которое оставила для нее Патриция.