Заключенный в странные механические объятия, он был таким беспечным и счастливым, каким она его никогда прежде не видела.

Дейдре устремила взгляд вниз на фабричный пол и – всего лишь на мгновение – уловила гармонию кажущегося беспорядочным движения под ней. Подобно огромной, кошмарной поездке на карусели все помещение целиком поднималось и опадало, как одна грудь, словно оно вдыхало нити и энергию, а выдыхало готовую текстильную ткань. Затем девушка заморгала, и все вернулось обратно к хаосу вне ее понимания.

– Это очень… – Ничем нельзя было помочь. Ей придется сказать это. – Эффективно.

Наивысший комплимент по оценке Брукхейвена, потому что он оживленно и удовлетворенно кивнул.

– Благодарю вас.

Все это было очень весело – по крайней мере, она была рядом с ним – но у Дейдре была причина, по которой она приехала сюда сегодня. Она не просто сражалась за Мэгги, она боролась за себя. В конце концов, если его собственный ребенок не смог пробиться к нему, то какие шансы могут быть у далеко не совершенной жены?

Зная, что ее слова расстроят перемирие между ними, девушка приподняла подбородок и изобразила лукавое выражение на лице.

– Так эти машины занимают место людей?

Колдер заморгал от удивления, но он все еще находился в роли доброго учителя.

– Я предполагаю, что в некотором смысле, да. Требуется меньше рабочей силы, чтобы управлять моей фабрикой, чем для того, чтобы соединять части между собой.

Меньше рабочей силы – или меньше эмоций? Он даже свел число работников к минимуму для того, чтобы как можно меньше взаимодействовать с людьми. Дейдре наклонилась над перилами и притворилась, что обозревает работающих.

– Итак, вы покупаете их…

– Их строят специально для меня.

Девушка почти всхлипнула от привязанности и рвения, прозвучавших в его голосе.

– Итак, их строят специально для вас, и вы привозите их сюда и… – она неопределенно махнула рукой в сторону потолка, – и вы расставляете их, как оловянных солдатиков, а они выбрасывают ткань?

– Ткань высшего качества.

Конечно же, высшего качества – разве кто-то захочет иметь несовершенную, с недостатками… такую, как человек? Дейдре выпрямилась, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Что с ними станет, если вы перестанете о них заботиться?

Ах, теперь он начал что-то подозревать.

– Что вы имеете в виду?

Она сложила руки на груди.

– Что случится, если вы оставите их под дождем? Что случится, если вы никогда не станете смазывать их? Или проверять эти штуки с ремнями? – Горький смех вырвался у нее. – Что произойдет с ними, если вы оставите их в Брукхейвене до тех пор, пока им не исполнится семь лет? Что произойдет, если вы запрете их в доме и откажете им в общественной жизни?

Сейчас Колдер уже сердито смотрел на нее, но девушка продолжала, ее голос стал громче.

– Что будет, если вы откажетесь говорить с ними в течение нескольких дней подряд или скажете – когда-нибудь! – только одно доброе слово, и они начнут обвинять себя в том, что они никогда, никогда не будут достаточно…

– Довольно! – Острый клинок его командного голоса оборвал ее тираду. Колдер впился в нее глазами, похожими на горящие угли. – Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите! Это вовсе не похоже на меня.

– О! Вы – самый упрямый, самый высокомерный, неисправимый… – Господи, у нее просто не хватало слов, чтобы описать маркизу его самого. Дейдре сдалась. – Вы… вы негодяй!

Затем она обернулась вокруг своей оси в вихре юбок и побежала от него, полетела вниз по узкой деревянной лестнице, не думая о падении, до тех пор, пока сильная рука не схватила ее за локоть и не рванула обратно к железной груди.

– Маленькая дурочка. – Голос Колдера резко прозвучал над ее ухом. – Вы убьетесь.

Дейдре не соизволила бороться для того, чтобы развлечь его.

– Отпустите меня, – отрезала она. Хотя девушка все еще пошатывалась и одна нога не имела опоры, она не станет цепляться за него.

– Если я отпущу вас, вы упадете с этой лестницы и разобьетесь. – Его голос напоминал рычание. Он эхом отозвался внутри Дейдре, убедив девушку в том, что дрожь в ее теле происходила вовсе не от страха.

– Какое это будет иметь для вас значение? – Черт бы его побрал, за то, что он заставил ее голос прерываться!