Одним из таких людей был советский генерал Андрей Андреевич Власов.

Власов некогда был убежденным коммунистом. В возрасте 17 лет он принимал активное участие в Октябрьской революции. Позднее он стал военным и сделал быструю офицерскую карьеру.

Во время больших чисток он исполнял обязанности инструктора у китайского маршала Чан Кайши. В это время у него и зародились первые сомнения в советском государственном руководстве, поскольку он узнал, что многие его товарищи арестованы и расстреляны ГПУ. В конце концов он дошел до того, что коммунистическая идеология перестала иметь для него большое значение.

Все же, будучи солдатом, он не мог решиться нарушить военную присягу. В битве за Москву его заслуги были столь велики (он командовал 20-й армией), что Сталин отметил их орденом Красной Звезды. Вскоре после этого он был назначен командующим 2-й советской ударной армией, которая была окружена немцами в районе Волхова. Власов со своими солдатами долгое время скрывался в непроходимых лесах. В конце концов он сдался немцам.

Генерал попал в лагерь для военнопленных, где немецкие офицеры абвера сумели заинтересовать его некоторыми целями своей военной стратегии.

Получилось так, что генерал Власов довольно скоро передал своим немецким руководителям план, который был принят с понятным скепсисом. Только летом 1942 года восточный отдел ОКВ принял решение об использовании советского генерала в качестве политического оружия против его же собственной родины. Власов должен был посвятить себя психологической войне и с пропагандистскими целями оказывать разлагающее влияние на красноармейцев. 3 марта 1943 года генерал обратился с открытым письмом к мировой общественности, в котором изложил основания своей борьбы против Советов.

Письмо Власова появилось в то время, когда американские журналисты распространили по всему миру высказывания своего московского посла Стэнли.

Вскоре после этого среди военнопленных красноармейцев был распространен журнал, содержавший статью под названием «Доброволец» и призыв генерала Власова к своим товарищам по плену. Одновременно над советскими позициями начали разбрасывать миллионы листовок, в которых соответствующим образом оформленный пропагандистский текст призывал советских солдат переходить на сторону немцев.

Успех этой акции отразился в том, что число перебежчиков существенно увеличилось.

Понятно, что такое развитие событий встревожило советское руководство. Да и западные союзники следили за происходящим с беспокойством. Они делали все возможное, чтобы Советский Союз продолжал держаться и дальше. В качестве промежуточного решения представитель Соединенных Штатов предложил Сталину свое посредничество для установления перемирия между Финляндией и Советским Союзом.

Однако глава Советского государства отклонил это предложение.

В ставке Гитлера тревог было ничуть не меньше. Немцы пытались добиться решающей победы в 1941 году под Москвой, но их постигла неудача. Они хотели наверстать упущенное в 1942 году под Сталинградом, но потерпели сокрушительное поражение, подобного которому немецкому вермахту еще не приходилось испытывать.

Сталинградская катастрофа имела, прежде всего, моральные последствия. Крах 6-й армии открыл глаза немецкому народу и солдатам на всех фронтах. Они получили основание усомниться в непогрешимости фюрера и непобедимости немецкого оружия. Люди стали более трезво смотреть на вещи.

Все сложилось иначе, и люди осознали, что уже никогда не будет так, как в дни победоносного блицкрига.

Гитлер, инстинктивно чувствовавший настроение масс, знал, что должен что-то предпринять. Но что? Должен ли он начать летом 1943 года еще одно наступление? Должен ли он снова попытаться добиться решающей победы? Или достаточно будет ограничиться защитой оккупированных русских территорий?

Подавляющее большинство немецких генералов выступало за оборону. Было принято решение о том, что немецкий вермахт хотя и понес большие потери, но все еще в состоянии устоять против русских и даже нанести Красной армии тяжелый удар. Считалось возможным ведением мобильной оборонительной войны истощить силы русских, что может подтолкнуть советское руководство к выходу из войны после заключения сепаратного мира.

Генерал-полковник Гудериан, тем временем исполнявший обязанности генерал-инспектора танковых войск, имел вполне конкретные представления о стратегической обороне. Там, где «русский силен», следовало атаковать максимальной мощью. Там, где «он силен», следовало уклониться и затем разбить преследующего противника мощным контрударом.

Генерал-фельдмаршал фон Манштейн предложил дождаться начала советского наступления, которое с большой долей вероятности должно было начаться на юге Украины, где русские сосредотачивали свои войска. Как только русские атакуют, следует отступить, уклоняясь от ударов русских. Затем сконцентрировать все возможные силы и нанести мощный контрудар из района Киева по северному участку атакующих советских ударных частей.