Шрифт:
Из-за тебя я пропускаю один из лучших вечеров за год, доктор Джоэль. Сегодня я хотел поиграть с сынишкой. Я хотел спокойно посидеть в саду с женой за ужином, а вместо этого звоню тебе в дверь. И ты откроешь эту дверь, я тебе обещаю. Я тебя доведу до белого каления, и ты откроешь ее. И тогда мы поговорим.
Гленн снова нажал кнопку звонка. Поколотил в дверь молотком. Снова позвонил.
Неожиданно дверь открылась. В проеме стоял высокий мужчина в кремовом костюме и улыбался. Его лицо выражало полнейшее радушие.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он с вежливыми английскими интонациями в голосе. – Вы меня прервали на самом интересном месте. Я был в туалете.
Мужчина выглядел нормально. Он был спокоен и дружелюбен. В голове Гленна прокручивалось описание, данное ему констеблем Тимом Виллисом, который в прошлую субботу остановил машину Теренса Джоэля на Тоттнем-Корт-роуд.
«Высокий, около шести футов шести дюймов. Не худой и не толстый. Зачесанные назад темные волосы, эффектная внешность – весьма эффектная внешность, как у мужчин-кинозвезд, которых с ходу записывают в секс-символы. Американский акцент».
В этом мужчине было около шести футов шести дюймов. Он был не худой и не толстый. У него были зачесанные назад темные волосы и, без всякого сомнения, эффектная внешность. Но его акцент был классическим английским. Ни следа американского. Может, акцент фальшивка, как и адрес в Челтнеме?
Внимательно глядя ему в лицо, Гленн спросил:
– Доктор Теренс Джоэль? – и увидел неподдельное удивление в глазах мужчины.
– Джоэль? Вы сказали «Джоэль»?
– Доктор Теренс Джоэль.
Этот человек выглядел слишком расслабленным для того, чтобы что-то скрывать. И все же описание во всем совпадало – во всем, кроме акцента.
– Простите, но я не доктор Теренс Джоэль. Я никогда не слышал этого имени. Боюсь, я не смогу быть вам полезен. – Томас шагнул назад.
Чтобы остановить его, Гленн вынул из кармана удостоверение.
– Я детектив-констебль Брэнсон из полиции Суссекса. Это констебль Гудвин.
Гудвин тоже вынул удостоверение и показал его.
Гленн бросил внимательный взгляд на руки мужчины, но они выглядели совершенно естественно и никак не выдали, что он испуган или удивлен. Переведя взгляд обратно на лицо мужчины, Гленн сказал:
– Около двух часов назад, примерно в шесть часов пять минут, в гараж, расположенный на задворках этого дома, въехал автомобиль марки «форд-мондео», зарегистрированный на имя доктора Теренса Джоэля.
По-прежнему спокойно мужчина ответил:
– А! Моя мать сдавала гараж в аренду. Это, наверное, съемщик.
– Доктор Джоэль снимает у вас гараж?
– У моей матери… снимал. Я даже его имени не знаю. Я просто присматриваю за домом. Когда умирает знаменитость, всегда находится много желающих проникнуть в ее жилище и украсть там что-нибудь на память. Ну, вы понимаете. – Мужчина посмотрел в глаза Гленну, будто ища подтверждения.
– Могу себе представить.
– Я все никак не заставлю себя разобрать ее бумаги. Она умерла три недели назад. Глория Ламарк, актриса – вы наверняка слышали в новостях.
– Примите мои соболезнования.
– Спасибо.
– Вы сын Глории Ламарк?
– Да, я Томас Ламарк.
– Я преклоняюсь перед талантом вашей матери.
Лицо Томаса просветлело.
– Правда?
– Она была удивительной актрисой. Фильмы с ее участием – одни из самых моих любимых.
Едва сдерживая радость и волнение, Томас спросил:
– Какие же?
– «Крылья пустыни» и «Парижский роман». Я пересматривал их оба по нескольку раз.
– «Крылья пустыни»? Он вам действительно нравится?
– Ага. Я считаю сцену, где Бен Газзара идет по крылу самолета с пистолетом, а она, пролетая под мостом, старается стряхнуть его, одной из лучших сцен в истории кинематографа.
– Я тоже, – согласился Томас. «Хороший человек, – решил он. – При других обстоятельствах я бы с удовольствием поговорил с ним о кино».
– Мистер Ламарк, а бумаги вашей матери находятся в доме? Те, что могли бы доказать существование съемщика гаража?
Осторожнее.
Полицейский был вежлив, но в нем чувствовалось спокойное упорство, от которого Томасу становилось не по себе. Ему требовалось время на размышление.