В девять утра начал накрапывать дождь. Гурко, считая, что нам удалось оторваться от преследования, приказал остановиться и расседлать лошадей. Только солдаты успели расседлать лошадей, как разведчики сообщили, что к нам приближается немецкая армия: пехота, кавалерия, артиллерия. Лошадей оседлали, и усталая дивизия опять тронулась в путь. Наш полк находился в арьергарде, поэтому мы должны были задержать немцев. Известный своей храбростью Гурко пожелал остаться с нами; он всегда выискивал для себя самые горячие точки. Несколько минут мы находились под ураганным огнем противника, а затем, выйдя из боя, поскакали к нашим полкам. Мы не успели проскакать и мили, как на холме, с которого открывался прекрасный обзор на дорогу, появилась немецкая пехота. По всей видимости, они готовились взять нас в клещи. Полк приготовился вступить в бой с немецкой пехотой, но внезапно резко потемнело, и, вместо мелкого дождика, с неба хлынули потоки воды. Дождевая завеса скрыла нас от врага. Мы развернулись и скрылись в лесу, торопясь догнать наших уланов и казаков. И в этот раз удача была на нашей стороне.

Вечером 1 сентября нам показалось, что немцы все-таки упустили нас, и Гурко решил устроить привал. Мы действительно очень нуждались в отдыхе. За тридцать девять часов дивизия в общей сложности прошла порядка ста двадцати километров, а разведчики и того больше. И это не считая нескольких перестрелок и небольшого сражения при Алленштейне. И люди, и лошади еле держались на ногах.

Рано утром нас обнаружил отряд немецких кавалеристов-разведчиков, и нам ничего не оставалось, как двинуться дальше. Мы все еще находились на значительном расстоянии от нашей линии фронта.

Немцы упорно продолжали поиски пропавшей дивизии. То тут, то там появлялись небольшие пехотные и кавалерийские отряды; звучало слово «окружение». Однажды дивизия остановилась на несколько минут: командиры хотели обсудить дальнейший маршрут следования. Наш эскадрон спешился, и Меньшиков с офицерами сели под деревьями. Неожиданно из-за деревьев выскочили два казака на лошадях и закричали:

– Нас окружили!

Мы застыли в молчании. Меньшиков, глядя на наши помрачневшие лица, спокойно заметил:

– Знаете, а ведь, возможно, в этот момент немцы находятся в еще худшем положении.

Сейчас меня ничего не могло обрадовать больше, чем мысль, что кому-то может быть хуже, чем мне.

В полдень Снежков, с которым я уже несколько часов скакал бок о бок, вдруг сказал:

– Я дам три рубля первому пехотинцу, которого мы встретим.

Сейчас пехота ассоциировались для нас со словом «защита»; она гарантировала нам безопасность. Даже сравнительная безопасность может казаться полной, когда на тебя охотятся словно на зверя.

Ближе к вечеру мы увидели бородатого солдата с винтовкой, сидящего под деревом у дороги. Снежков подъехал к нему и протянул три рубля.

– За что, ваше благородие? – удивленно спросил солдат.

– Просто за то, что я чертовски рад видеть тебя, – ответил Снежков.

Сзади засмеялись гусары.

Прошло шестьдесят три часа с начала операции. Уланы понесли самые тяжелые потери; мы же умудрились обойтись без потерь.

Несколько дней мы отдыхали. В дивизию прибыло пополнение взамен понесенных потерь. Спустя три недели доставили первую почту.

Подготовкой пополнения занимался 7-й резервный полк, размещенный в Тамбове. Этот полк обеспечивал нас солдатами и лошадьми. В ходе войны мы получили в общей сложности шесть резервных эскадронов, то есть целый полк. Все вновь прибывшие солдаты и лошади равномерно распределялись внутри нашего полка.

Ходили слухи, что за набег на Алленштейн Гурко хочет представить полк к награде, а выбор награды оставлял за нами. Правда, было непонятно, из чего выбирать; полк уже имел все возможные награды. Кто-то предложил попросить ментики [37] .

В мое время в некоторых гусарских полках еще сохранились ментики; сумские гусары носили их до середины XIX века. Предложение понравилось, но возник спор в отношении цвета. Как известно, «на вкус и цвет товарищей нет»; к вечеру перессорились даже лучшие друзья. Мир был восстановлен, когда поступило предложение попросить ментики, которые носили гусары в период Наполеоновских войн: серые с алой грудью. Слухи оказались чистым вымыслом; просто кто-то принял желаемое за действительное. Непонятно, почему мы подумали, что нас должны наградить за этот набег, если мы так и не решили поставленной перед нами задачи.

8 сентября немецкая армия, одержав победу при Танненберге, повернула на север и начала наступление на нашу 1-ю армию. Через пару дней наша кавалерийская дивизия получила приказ присоединиться к вновь сформированной 10-й армии. Мы предполагали, что под прикрытием пехоты без приключений за несколько дней доедем до 10-й армии. Но уже через пару часов Гурко сообщил, что 43-я пехотная дивизия с трудом сдерживает натиск противника. Мы совершили ночной марш-бросок и утром 9 сентября уже прикрывали левый фланг попавшей в тяжелое положение пехоты. Драгуны спешились первыми и присоединились к пехотинцам на линии огня. Следом и наш спешившийся эскадрон занял позицию на левом фланге.