Словом, отказал я. Вот он в отместку и накатал потом, что я «в корыстных целях» пошел поперек «логики», согласно которой должен питаться вместе со спортсменами. Будто я действительно не только обязанностей своих не выполнил, но еще и «казну объел»!

Вот такой мстительной сволочью Кузнецов оказался!

– Еще бы! Он, понятное дело, рассчитывал, что вы его каждый день будете спиртом обеспечивать.

– Наверное. Он пьющий оказался: всю водку, которую взял с собой, в первый же день за границей выжрал.

– Ну, а после того, как с помощью Ломакина концы нашлись, что-то удалось предпринять для исправления ситуации?

– Тут отмечу, что несмотря ни на что конькобежцы – и в первую очередь Кудрявцев – не прекращали усилий, чтобы меня вернуть в сборную. К тому же работал тогда в Спорткомитете начальник отдела конькобежного спорта Виктор Семенович Капитонов. Он ко мне очень хорошо относился. Вот они с Кудрявцевым за меня и бились.

– И это несмотря на то что вы уже, можно сказать, ушли к стрелкам и ватерполистам.

– Да, выпал вроде из «обоймы».

– А как о подкинутой вам подлянке узнали другие?

– Да очень просто. Как-то в конце 1961 года столкнулись мы нос к носу в Спорткомитете с Кудрявцевым. В 1960-м, оставаясь невыездным, Олимпиаду в Скво-Вэлли (США) я пропустил. А в 1962-м – первенство мира по конькам. Да еще в Москве. Двойная ответственность! У Кудрявцева, конечно, все мысли о предстоящем чемпионате. Вот и завел он меня в кабинет и спросил: «Ну что, как дела?» Тут я ему все и выложил: «А ларчик-то просто открылся. Кузнецов меня «закрыл». Кудрявцев лицом окаменел. Но вслух только два слова сказал: «Все ясно».

Потом я узнал, как он действовал. Уже в 1962-м он в кабинете председателя Спорткомитета прямо потребовал у Романова:

– Нам нужен Мышалов. Он необходим команде – раз мы нацелились выиграть предстоящий чемпионат. Ведь вы такую задачу перед нами ставите?

А тот ответил:

– Другой нет! И быть не может! Иначе вы все отсюда вылетите! Первенство мира в Москве – и чтобы мы кому-то уступили пьедестал?!

– То есть поставил вопрос ребром…

– Да! Но Кудрявцев его на том и подловил: «Тогда давайте нам врача Мышалова». И меня – на сбор. Для поездок за рубеж я еще оставался «закрытым». Но готовились в России. А по стране я оставался вполне «выездным». Далее нашу общую судьбу решали результаты. А они говорили сами за себя: два дня напряженнейших соревнований по многоборью, стотысячный стадион, и на пьедестале – абсолютный чемпион мира Виктор Косичкин!

– То есть победа сборной высветила и ваш вклад в нее. Означало ли это, что реабилитация не за горами?

– Не факт. Потому что вернуть-то меня вернули, но поеду ли дальше с командой, оставалось неизвестным. Однако главное в тот момент заключалось, пожалуй, в другом: все видели, что я работал. Нет, о том, как мы готовили Косичкина – знали лишь участники сборов. Что вообще отдельная песня. Но, думаю, большим начальникам и финала оказалось достаточно. Например, сцены, которая разыгралась после победного финиша Косичкина на заключительной дистанции.

Я в тот момент находился близ точки, которая у конькобежцев называется «биржей» – там обычно кучкуются тренеры, которые «ведут» с нее подопечных. Так вот, я тогда находился даже не на «бирже», а несколько сбоку. И весь стадион видел, что, победно завершив последний круг, Косичкин благодарно бросился мне в объятия…

– Когда же ситуация окончательно переломилась?

– Не скажу точно, но после того чемпионата предстоял выезд, по-моему, «на Европу», в Норвегию. Дежурю я себе в диспансере, как вдруг раздался звонок: срочно в отдел выездов Спорткомитета. Явился. А там работала женщина симпатичная – занималась делами конькобежцев. Она и сообщила: «Савелий, тебя оформляют».

– Именно Кудрявцев своим авторитетом, напором пробил ваше полноценное возвращение в сборную?

– Конечно, он. Кому еще нужен был Мышалов?

– А антигероя этой истории когда-нибудь встречали?

– Нет, Кузнецов вскоре умер.

– Итак, после благополучного разрешения истории с оговором в личном деле вы, Савелий Евсеевич, вновь оказались в сборной. Как прошло возвращение?

– Уточню: в конькобежной сборной существовало разделение на мужскую и женскую. Соответственно трудились и два врача. Я работал с ребятами. А с девушками – Полина Афанасьевна Судакова. Мы, единомышленники, вместе начали работать в 1957 году. Она, хороший доктор, до сих пор трудится иглотерапевтом, занимается рефлексотерапией. В сборной ее очень любили. Тогда ни тренеры, ни спортсмены не представляли кого-то других на нашем месте: только Судакова и Мышалов. Что для ребят имело большое психологическое значение. К тому же Полина Афанасьевна и я со спортсменами тогда были одногодками, что тоже играло свою роль. Они к нам обращались на «ты». Правда, потом переход все же произошел. Но я этот рубеж даже не сразу заметил. Спустя какое-то время вдруг обратил внимание, что ко мне все чаще обращаются на «вы». Лишь старожилы сборной – в частности, Гришин, Меркулов, Косичкин продолжали называть по имени. Ну, в крайнем случае, просто по отчеству…