Сегодня в воспоминаниях многих ее тренеров можно найти описание одной и той же картины: как Андрей Петрович сидел на тренерской скамейке, внимательно следил за ходом игры и в зависимости от развития событий помогал наставникам принимать быстрые и верные решения…

– Такую, кстати, картину и я наблюдал не раз. Да и что в том удивительного? Ведь за плечами Андрея Петровича почти два десятилетия игровой практики.

– Вы раньше были знакомы?

– Нет. Только заочно. Познакомились в процессе подготовки и на самом чемпионате в Мексике. Кроме того, мне посчастливилось быть свидетелем того, как он в свободное от игр или занятий время собирал ребят на лужайке, занимал их интереснейшими рассказами. Ребята сидели с открытыми ртами.

– А о самом Старостине вы могли бы вспомнить забавные истории?

– В Мексике Андрей Петрович по совместительству работал… внештатным спецкором одной из центральных газет, чуть ли не ежедневно передавая отчеты в редакцию. Причем накануне он не писал черновики, наброски. Когда наступало обговоренное время звонка из Москвы, Старостин, несмотря на занятость, брал телефонную трубку и «с листа» диктовал текст. Когда я однажды невольно услышал один из репортажей Старостина, создалось впечатление, что он, не запинаясь, читал по написанному, рассказывая закулисные истории. А вот одна из них, так сказать, «не для печати» в моем изложении.

Как известно, наша сборная заняла 1-е место в подгруппе, обыграв команды Бельгии (4:1) и Сальвадора (2:0), где отличился Бышовец. Забив четыре мяча, он стал бомбардиром не только нашей команды, но и на старте чемпионата. Одну из тренировок между матчами посвятили ударам по воротам. За теми, по которым бил Анатолий, стоял Старостин. Однако что ни «выстрел» форварда – мяч летел в сторону начальника сборной, а он постоянно кричал: «Анатолий, поправь мушку!» Но тот продолжал дубасить с прежней очередностью: один раз в створ, другой – рядом со Старостиным.

Андрей Петрович, расценив подобную «меткость» как проявление «звездной болезни», зашел к Качалину (я очевидец): «Гава! (так, по-дружески, Гавриила Дмитриевича звали многие) Знаешь, Бышовец «зазвездился»! Отправь-ка его домой!» – «Да ты что?» – «Гава, но у тебя же есть Пузач». Услышав ответ Андрея Петровича, все, кто находился в комнате главного тренера, дружно рассмеялись.

День проведения жеребьевки четвертьфинала был выходным. На проходившую в гостинице «Эскаргот» церемонию уехал Старостин, взявший с собой Поркуяна, как человека со «счастливой рукой», в сборной его считали везунчиком. Для нас, конечно, было комфортно, если бы он вытащил в соперники сборную Уругвая. Как потом они нам рассказывали, подойдя к столу, Валерий уверенно запустил руку под салфетку и, сделав кругообразное движение кистью, извлек билетик, на котором значилась единица. Таким образом, мы вышли на 1-е место в подгруппе, получив право играть на «Ацтеке» против уругвайцев. Тем временем гостеприимные мексиканцы для советской команды организовали шашлыки на природе.

– Вот добрались и до кулинарного вопроса: их там готовят по-особенному?

– Все, как обычно, но есть практичный нюанс. Когда с мангала снимали шампуры с обжаренным мясом, то их держали на спецподставке, внутри которой горячие угольки. Поэтому шашлыки не остывали. В разгар пиршества мы заметили, что в нашу сторону мчится легковушка. Затормозив, из нее выскочил Поркуян, который, подняв руку вверх, радостно кричал: «Уругвай!» За приятную весть Валере тут же навернули двойную порцию шашлыка. А расцветший Андрей Петрович, подойдя к Качалину, убедительно заметил: «Ну, Гава, Уругвай-то «наш»!» Радовались так, словно мы уже разгромили будущих соперников с двузначным счетом. Столь шапкозакидательское настроение, наверное, и погубило сборную.

– К подробностям «гибели эскадры» мы еще, надеюсь, вернемся. На какой почве, несмотря на внушительную разницу в возрасте (четверть века!), вы стремительно сдружились с живой легендой отечественного футбола?

– Андрей Петрович считался большим эрудитом. Великолепно знал театр. Поэтому в неформальном общении задавал ему вопросы, интересовался.

– Слушай, – говорил он, не скрывая приятного удивления, – а ты, оказывается, хорошо знаешь сцену!

– Когда появляется возможность, – скромно пояснил я, – стараюсь посмотреть хороший спектакль.

Словом, сначала он нашел во мне собеседника по общему интересу. А потом и вовсе сложились теплые, доверительные отношения. Причем, как оказалось, не на один день. Я, например, уже работал с Лобановским, когда в одно прекрасное воскресенье раздался телефонный звонок:

– Савелий, выручай! Прихватил радикулит – ни согнуться, ни разогнуться!

– Уже еду!

Схватил чемоданчик, «полетел». Мое появление Андрей Петрович встретил такой тирадой:

– Представляешь, старый я дурак, собрался на бега (он был страшным фанатом скачек!). Решил почистить ботинки – не могу же я показаться на людях в нечищеной обуви. Согнулся! А разогнуться не могу!

Вы понимаете, какое у такого легендарного человека окружение! Он мог попросить помощи у кого угодно. И никто не отказал бы. Но позвонил мне. Я сделал «блокаду», снял острую боль. (Потом, правда, Андрею Петровичу все равно пришлось в больницу лечь.) После облегчения позвал дочь, которая возилась на кухне. Она появилась с подносом. На нем – бутылка коньяка, бутерброды.

– Ну, давай по рюмочке!

– Во-первых, – возразил я, – вам нельзя.

– Да ладно, – машет рукой, – наоборот, выпью – легче станет.