Шрифт:
Эйла как раз обнимала Уинни за шею, когда появился жеребец и встал на дыбы. Уинни отпрянула от женщины и призывно заржала. Подошел Джондалар, ведя на поводу Удальца. Мужчина выглядел очень обеспокоенным.
— Надень на нее уздечку, — сказал он.
— Нет. Нам придется провести еще одну ночь здесь. Она пока не готова вернуться. Они зачинают жеребенка, и Уинни этого хочет. Я хочу отпустить ее.
Джондалар неохотно пожал плечами в знак согласия.
— Почему нет? Нам некуда спешить. Мы можем остаться здесь на некоторое время.
Он посмотрел на Удальца, которого так и тянуло к табуну.
— Ему тоже хочется присоединиться к ним. Как ты думаешь, не повредит ли ему, если я его отпущу?
— Не думаю, чтобы они сменили место. Это большая долина, и если они уйдут, то мы можем залезть на гору и посмотреть, куда они направляются. Для Удальца будет неплохо, если он проведет некоторое время в табуне. Чему-нибудь научится…
— Наверное, ты права. — Он снял уздечку и посмотрел, как Удалец галопом поскакал к табуну. — Интересно, а станет ли он когда-нибудь вожаком табуна? И будет делить Наслаждение со всеми кобылами, — сказал он, подумав: «И может быть, зачнет жеребят».
— Нам нужно найти место для стоянки и удобно устроиться, — сказала Эйла. — Хорошо бы что-то добыть на обед. Возможно, вон в том лесу водятся куропатки.
— Плохо, что здесь нет горячих источников. Удивительно расслабляет купание в горячей воде.
С огромной высоты Эйла смотрела вниз на бесконечную гладь воды. В противоположном направлении так далеко, насколько хватало взора, протянулась степная равнина. Рядом виднелся альпийский луг с небольшой пещерой в скалистой стене. У стены рос орешник, затенявший вход в пещеру.
Ей было страшно. За пределами пещеры шел снег, но, когда она раздвинула кусты и вышла наружу, была уже весна. Цвели цветы, и пели птицы. Везде к небу тянулась новая жизнь. Из пещеры раздался громкий здоровый плач новорожденного.
Она за кем-то шла вниз по склону, неся на бедре в специальной люльке ребенка. Человек впереди прихрамывал и опирался на палку. На спине его топорщилась сумка. Это был Креб, и он охранял ее ребенка. Они шли, казалось, целую вечность, пересекая долины, карабкаясь по горам, пока не пришли в долину с укромным лугом. На нем были лошади.
Креб остановился и сбросил свой мешок. Она подумала, что увидела в нем белую кость, но оттуда вышел молодой каштановый жеребец и побежал к золотисто-серой кобыле. Эйла свистнула, но кобыла убежала прочь с жеребцом.
Креб повернулся и поманил Эйлу, но она не совсем поняла его жест. Это был обыденный язык, которого она не знала. Он сделал еще один жест: «Идем, мы сможем добраться туда до темноты».
Она оказалась в длинном туннеле внутри глубокой пещеры. Впереди мерцал свет. Это был выход из пещеры. Эйла поднималась по крутой тропинке, идущей вдоль кремовато-белой скалы, следуя за человеком, который большими шагами стремительно двигался вперед. Она узнала место и поспешила догнать человека.
— Подожди! Подожди меня. Я иду! — закричала она.
— Эйла! Эйла! — Джондалар тряс ее за плечо. — Тебе приснился плохой сон?
— Странный, но не плохой, — ответила она, просыпаясь и чувствуя приступ тошноты. Она полежала спокойно, надеясь, что это пройдет.
Джондалар, отпугивая серого жеребца, хлопал перед ним кожаной подстилкой, а Волк рявкал и набрасывался на него, пока Эйла надевала на Уинни уздечку. Теперь на кобыле был только небольшой вьюк. Зато Удалец, привязанный накрепко к дереву, должен был везти весь остальной груз.
Вскочив на лошадь, Эйла сразу же послала ее в галоп, направляя по кромке поля. Жеребец поскакал за ними, но по мере удаления от остальных кобыл он замедлил ход и, окончательно остановившись, встал на дыбы и заржал, зовя Уинни. Затем еще раз встал на дыбы и помчался к табуну, так как несколько жеребцов пытались воспользоваться его отсутствием. Подскакав к табуну, серый встал на дыбы и визгливо заржал, вызывая на бой других самцов.
Эйла продолжала двигаться вперед, но перевела Уинни с галопа на рысь. Услышав топот копыт сзади, она остановилась и подождала Джондалара, Удальца и Волка.
— Если мы поспешим, то доберемся туда до темноты, — сказал Джондалар.
У Эйлы было такое чувство, что она уже слышала это. Рысью они продолжили путь.
— Кажется, мы обе скоро будем рожать, — сообщила Эйла. — По второму разу. И мы обе уже родили по сыну. Это хорошо, что у нас одновременно будут дети.
— Многие женщины родят с тобой одновременно.
— Ты прав, но приятно рожать вместе с Уинни. Ведь мы обе забеременели в дороге. Она намного моложе меня. Я стара, чтобы рожать.
— Ты не старая, Эйла. Это я старый.
— Мне уже исполнилось девятнадцать лет этой весной. Слишком поздно, чтобы иметь детей.
— Я намного старше. Мне уже двадцать и три года. Слишком поздно для человека в таком возрасте устраивать свой дом в первый раз. Понимаешь ли ты, что я отсутствовал пять лет? Интересно, помнит ли меня кто-нибудь? Узнают ли меня?
— Конечно, узнают. Даланар же сразу узнал, да и Джоплайя тоже.
«Все вспомнят и узнают его, но никто не вспомнит и не узнает меня», — подумала она.
— Посмотри! Видишь ту скалу? Сразу за излучиной реки? Там я впервые стал охотником! — Джондалар пришпорил лошадь. — Я добыл большого оленя. Не знаю, чего я больше боялся: его рогов или того, что приду домой с пустыми руками.
Эйле было приятно слышать его воспоминания, и она улыбнулась. Но самой ей нечего было вспоминать в этих местах. Она вновь будет чужой, и все будут смотреть на нее и спрашивать ее о странном акценте и о том, откуда она.
— Как-то здесь у нас был Летний Сход. Собирались представители всех очагов. Тогда я впервые стал мужчиной. О, как я пыжился, чтобы казаться взрослым, но и боялся, что ни одна молодая женщина не выберет меня для ее Первых Ритуалов. Оказалось, мне не стоило волноваться. Меня выбрали сразу три, что даже напугало меня!