В святящемся кружке фонарика появляется небольшая картина, на вид довольно старинная. Кошмарная ночь. У подножия разрушенной башни, которую освещает зловещим светом молния, лежат два человека. На одном из них царское одеяние, рядом с ним, в траве, блестит золотая корона; второй — обычный мужлан. Молния сразила обоих.

Собравшись было повернуть дверную ручку, Валлас останавливает себя: если убийца уже занял свой пост за этой дверью, со стороны специального агента было бы глупо попасть в такую ловушку; раз уж он пришел на встречу, то должен играть в эту игру без всякого жульничества. Он сует руку в карман за оружием, когда вспоминает о втором пистолете, который таскает с собой с самого утра, — пистолете Даниэля Дюпона, который заклинило и который никак ему не поможет, если придется защищать жизнь. Важно не ошибиться.

По правде говоря, он ничем не рискует. Пистолет Дюпона в левом кармане его пальто: туда он его положил с самого начала и там же он оказался, когда его принесли из лаборатории. Так как он ни разу не брал в руки сразу два пистолета, перепутать их он не мог.

Для пущей уверенности он тотчас же рассматривает их при свете фонарика. Свой пистолет он узнает сразу. Он даже ничуть не боится попытаться выстрелить из пистолета погибшего — как раз из того, который заклинило. Он уже собирается положить его в карман, но вдруг думает, что больше незачем таскаться с этим тяжелым предметом. Тогда он входит в спальню и кладет пистолет на место, в ящик ночного столика, откуда, как он видел, взяла его сегодня утром старая служанка.

В кабинете Валлас нажимает на кнопку выключателя, который находится при входе, у косяка. В плафоне загорается одна лампочка. Перед своим отъездом из дома старая служанка закрыла все ставни; то есть с улицы света не будет видно.

Взяв пистолет в правую руку, Валлас производит досмотр комнаты. Ясно, никого нет. Все в полном порядке. Должно быть, мадам Смит подравняла книжные стопки, на неупорядоченность которых обращал внимание инспектор. Исчез белый лист бумаги, на котором профессор написал всего лишь три слова, убран в бювар или в ящик. Куб остекленного камня поставлен, как подобает, между чернильницей и блокнотом. Только стул немного отодвинут, словно бы кто-то собирался сесть.

Валлас встает за спинку стула и смотрит на дверь; хорошая позиция, чтобы поджидать прибытия сомнительного убийцы. Еще лучше погасить свет; тогда специальный агент увидит врага еще до того, как сам будет обнаружен.

Со своего наблюдательного пункта Валлас старательно отмечает, где что стоит. Он возвращается к двери, нажимает на выключатель и в темноте возвращается на свое место. Он проверяет свою позицию, положив руку на спинку стоящего перед ним стула.

Если следов убийцы никак не найти, значит, Даниэль Дюпон не был убит; невозможно дать связную версию его самоубийства… Лоран оживленнее потирает руки… А что если Дюпон не умер?

Главный комиссар вдруг понимает странности этого «ранения», невозможность предъявить «труп» полиции, уклончивые объяснения доктора Жюара. Дюпон не умер; надо было только об этом задуматься.

Мотивы всей этой истории еще не совсем прозрачны, но точка отправления следующая: Даниэль Дюпон не умер.

Лоран снимает трубку и набирает номер: 202-03.

— Алло, кафе «Союзники»?

«Да», — отвечает глухой, почти замогильный голос.

— Я бы хотел поговорить с мсье Валласом.

«Мсье Валласа нет», — произносит голос с отвращением.

— Вы не знаете, где он?

«Откуда я могу знать? — говорит голос. — Я ему не нянька».

— С вами говорят из Главного комиссариата полиции. У вас ведь есть клиент под фамилией Валлас?

«Да, я его зарегистрировал сегодня утром», — говорит голос.

— Дело не в этом. Я вас спрашиваю, находится ли этот господин в вашем заведении. Может, он поднялся в свою комнату?

«Сейчас пошлю посмотреть», — недовольно отвечает голос. Через минуту он добавляет, не скрывая удовлетворения: «Никого!»

— Ладно. Я бы хотел поговорить с патроном.

«Патрон это я», — говорит голос.

— А, так это вы! Это вы рассказали инспектору эту глупую историю о так называемом сыне профессора Дюпона?

«Я ничего не рассказывал», — протестует голос. «Я сказал, что иногда к стойке подходили молодые люди, что они были разного возраста — некоторые столь молоды, что вполне могли быть сыновьями этого Дюпона…»

— Вы говорили, что у него был сын?

«Да откуда я знаю, были ли у него сыновья! Этот господин не был моим клиентом, а даже если бы он и был им, не мое дело мешать ему строгать малышей всем местным потаскухам — извиняюсь за выражение, мсье». Голос неожиданно смягчается, делая усилие быть корректным: «Инспектор спросил, заходили ли ко мне молодые люди; я сказал, да. Если больше шестнадцати, это разрешено законом. Затем он намекнул, что у этого Дюпона мог быть сын; чтобы доставить ему удовольствие, я согласился, что вполне возможно, что тот, может, и заходил сюда раз-другой…»

— Ладно, мы вас вызовем. Но теперь думайте, что говорите; и постарайтесь быть повежливей. Мсье Валлас не сказал, когда вернется?

Молчание; тот повесил трубку. По лицу комиссара уже ползет угрожающая улыбка… когда наконец он слышит голос: «Он сказал только, что останется здесь на ночь».

— Спасибо. Я перезвоню.

Лоран вешает трубку. Он потирает руки. Как бы ему хотелось тотчас же поделиться своим открытием со специальным агентом. Он заранее радуется его недоверчивому удивлению, когда тот услышит на конце провода: «Дюпон не умер. Дюпон прячется у доктора Жюара».