— Лично меня медицина никогда не интересовала, — признался Джосайя. — Когда мне было лет десять-двенадцать, я мечтал поступить в цирк. — Аннабелл засмеялась; признание было забавное. — Я любил животных, хотел стать фокусником и избавиться чудесным образом от всех домашних заданий. Ученик из меня, честно говоря, был никудышный.

— Я вам не верю. Будь так, вы бы не поступили в Гарвард, — смеясь сказала Аннабелл. — Но поступить в цирк было бы интересно. Почему же вы этого не сделали?

— Потому что ваш отец предложил мне работу. Правда, это случилось гораздо позже… Не знаю, может быть, тогда не хватило духу. Но таких амбиций, как у вас, у меня не было.

— И этому я тоже не верю, — проговорила Аннабелл. — Лично я занималась бы медициной с удовольствием.

— Кто знает, может быть, вы сможете использовать в работе волонтера то, что почерпнули из книг. Это благородная цель, — с искренним восхищением сказал Джосайя.

— Волонтеры очень ограничены в своих действиях, — с сожалением сказала девушка.

— А что бы вам хотелось делать? — с интересом спросил Миллбэнк.

— Я умею шить. Мне кажется, у меня получилось бы накладывать швы. Я уверена, что справилась бы. — Услышав эти слова, Джосайя сначала удивился, а потом широко улыбнулся.

— Не дай мне бог пораниться у вас на глазах. Так и представляю себе, как вы достаете из кармана иголку и нитки!

— Это доставило бы мне удовольствие, — со смехом призналась Аннабелл.

— Мисс Уортингтон, вы чересчур расшалились. Кто-то должен найти вам достойное занятие.

— Самым достойным занятием для меня была бы медицина. Ведь если бы не мое происхождение, я могла бы без труда поступить в медицинскую школу и заниматься тем, чем хочется. Разве не досадно, что я не могу выбрать себе то дело, которое хочу?! — спросила Аннабелл, напоминая в эту минуту ребенка и женщину одновременно.

Джосайя вдруг обнял ее так, словно Аннабелл была его младшей сестрой. Девушка не отстранилась — она и сама испытывала к нему почти родственные чувства. Похоже, их взаимное расположение перешло в новое качество.

— Будь вы иного происхождения, вы не могли бы позволить себе поступить в медицинскую школу, — сказал Миллбэнк.

— Пожалуй. Но если бы я была мужчиной, то сделала бы это. Если бы мой брат захотел, он стал бы врачом, и мои родители не стали бы ему препятствовать. Женщинам приходится трудно, многие профессии считаются для нас неподходящими. Это очень обидно! — Аннабелл в сердцах пнула камешек носком туфли.

— Неужели вы из тех женщин, которые хотят бороться за свободу и равноправие? — Аннабелл ничем не напоминала мужеподобных суфражисток.

— Нет, меня в целом устраивает существующий порядок вещей. Просто мне хотелось бы стать врачом.

— Ну, а мне хотелось бы стать королем Англии, но этого не случится. Аннабелл, нужно смириться с тем, что есть некоторые вещи, которые нам неподвластны. Вам и так жизнь предоставила немало возможностей.

— Да, вы правы, — согласилась она. — Я люблю маму и не стану ее огорчать. Она, бедняжка, и так настрадалась. Она столько пережила за этот год, а я так хочу, чтобы она была счастлива.

— Знаю, — сказал Джосайя. — Вы — чудесная дочь и очень хороший человек.

— Это не так, — рассмеялась Аннабелл. — Однажды я препарировала лягушку, прочитала в учебнике, как это делать. Хорошие люди лягушек не режут! — уверенно заявила Аннабелл. — Да, правда, — продолжала Аннабелл. — Я делала это так, как было написано в книге. И мне совсем не было неприятно. Мне кажется, что я смогла бы препарировать человека. В смысле, труп. Как в медицинском колледже.

Слегка шокированный Джосайя через силу улыбнулся.

— Боюсь, Аннабелл, мне пора. Я только хотел бы попрощаться с вашей матерью, — сказал он и направился к веранде.

— О чем вы так увлеченно говорили с моей дочерью? — с любопытством спросила Консуэло Джосайю.

— О чем можно говорить с юной девушкой? О приемах, дебютах, помолвках и свадьбах, — ответил он сдержанно, не желая выдавать Аннабелл. Узнай ее мать, что Аннабелл говорила о препарировании трупов, она бы упала в обморок. Возвращаясь в свой коттедж, Джосайя посмеивался про себя. «Аннабелл Уортингтон — очень необычная юная особа», — думал он, вспоминая недавний разговор.

Увидев своего друга, возвращавшегося после ланча, Джосайя окликнул его. Они с Генри Орсоном были давними друзьями, и Миллбэнк всегда радовался, когда тот навещал его в Ньюпорте.

Оба были видными мужчинами и могли бы завоевать сердце любой женщины, если бы поставили себе такую цель. Два года назад Генри обручился и был сильно разочарован, когда его юная невеста влюбилась в своего ровесника и расторгла помолвку. С тех пор серьезных связей у него не было, а потому все ньюпортские матери возлагали на Орсона такие же надежды, как и на Миллбэнка, тем более что Генри обладал завидным состоянием.