Действительно, бедный мистер Томпсон…

В течение последней недели Питер испытывал то отчаяние, то блаженство. Он всеми способами пытался забыть о том, что Тилли была одной из самых богатых невест в Англии, а сам он, к несчастью, принадлежал к числу обедневших дворян.

Должно быть, родители Тилли уже догадались о том, что он увлечен их дочерью. После бала в доме Харгривз Питер почти каждый день заезжал к Канби. Он тщетно старался убедить себя в том, что родители Тилли считают его другом Гарри и именно этим объясняют его частые визиты в их дом. Граф и графиня Канби не могли указать на дверь боевому товарищу погибшего сына.

Более того, похоже, леди Канби нравились визиты Питера. Она подолгу разговаривала с ним о Гарри, о его последних днях. Особенно ее восхищали рассказы Питера о том, что Гарри сохранял присутствие духа и чувство юмора даже в самые тяжелые моменты фронтовой жизни и всегда ободрял своих друзей по оружию.

Леди Канби так любила разговаривать с Питером о сыне, что смотрела сквозь пальцы на казавшиеся ей безнадежными ухаживания гостя за Тилли. Графиня хорошо понимала, что мистер Томпсон — неподходящая партия для ее дочери.

Питер не обольщался приветливостью хозяйки дома. Придет время, и граф с графиней прозрачно намекнут ему на то, что хотя он и добрый малый, но брак между ним и их дочерью невозможен.

Однако это время еще не наступило, и Питер решил не торопить события. Пока еще ему разрешали общаться с Тилли, он мог наслаждаться ее обществом.

Во время одного из визитов в дом Канби он договорился с Тилли встретиться на следующее утро в Гайд-парке. Они оба обожали кататься верхом и, поскольку стояла солнечная погода, не могли отказать себе в прогулке на свежем воздухе.

Похоже, мысль о прогулке пришла в голову не им одним. Во всяком случае, в парке было многолюдно. Поджидая Тилли на главной аллее, Питер разглядывал пеструю толпу, наездников и открытые коляски, двигавшиеся по дорожкам парка.

— Мистер Томпсон! Мистер Томпсон! — услышал он вдруг голос Тилли и невольно улыбнулся.

При людях она старалась не называть его по имени, но когда они оставались наедине и, ему удавалось тайком сорвать с ее губ поцелуй, Тилли всегда называла его Питером.

Питер никогда прежде не задумывался о своем имени, которым был обязан родителям. Это был их выбор. Но когда Тилли в забытьи страсти шептала его, Питер испытывал благодарность к отцу и матери за то, что они дали ему самое красивое имя на свете.

Он с удивлением увидел, что Тилли шла по дорожке парка пешком. За ней следовали слуга и служанка.

Питер быстро спешился.

— Доброе утро, леди Матильда, — учтиво поклонившись, поздоровался он.

Питер не мог допустить фамильярности в общении с Тилли, происходившем на глазах у десятков свидетелей. Возможно, среди них была и пресловутая леди Уислдаун.

Тилли недовольно поморщилась. Ей не нравился отчужденный тон Питера.

— Моя кобыла повредила ногу, — объяснила она. — Я не могла приехать верхом. Вы не возражаете, если мы просто пройдемся по аллеям? Я привела конюха, он присмотрит за вашей лошадью, пока мы будем гулять.

Питер передал слуге поводья.

— Джон умеет обращаться с лошадьми, — сказала Тилли. — Не беспокойтесь за своего Роско. Кроме того, — шепотом добавила она, когда они отошли подальше от слуг, — он и моя горничная питают друг к другу нежные чувства. Надеюсь, они не будут слишком внимательно следить за нами.

Питер рассмеялся:

— Матильда Говард, вы все это подстроили? Вы заранее разработали хитроумный план?

Тилли надула губки.

— Как я могла спланировать травму ноги у несчастной лошади?

Питер снова рассмеялся.

— Моя кобыла действительно повредила ногу! — начиная сердиться, заявила Тилли.

— Кто бы сомневался.

— Но я не лгу! Я всего лишь воспользовалась ситуацией. Или вы хотели, чтобы я отменила нашу прогулку? — спросила Тилли и бросила взгляд через плечо на горничную и конюха.

Они стояли у густого кустарника и о чем-то увлеченно беседовали. Лица обоих светились от счастья.

— Если мы сейчас исчезнем, думаю, они этого даже не заметят, — продолжала Тилли. — Главное, нам нельзя уходить далеко.

Питер удивленно приподнял бровь.

— Если мы исчезнем, то какая разница, как далеко мы уйдем?

— Очень большая! — возразила Тилли. — Это дело принципа. — Я не хочу, чтобы у них из-за нас возникли неприятности. Особенно сейчас, когда они ослеплены своими чувствами и ничего вокруг не замечают.