— Нет, — отказалась я. — Не люблю ездить на передних сиденьях, да еще на «козле», того и гляди нос разобьешь.

Я не то чтобы опасалась, что со мной в машине, в такой компании, может что-либо случиться. Просто выполняла свое обещание полковнику: «Я буду осторожной!» Да и не хотелось мне, чтобы сзади меня сидели Поль и Шарапова. Особенно Шарапова…

Я привалилась в угол кабины, Поль сел рядом, Шарапова с Брагиным впереди.

Брагин долго визжал стартером, мотор не заводился.

— Уберите подсос, — посоветовала я.

— Сам знаю, — отмахнулся Брагин. — Мотор застыл.

— Давно ждете?

Брагин не ответил. Мотор заработал, и в кабину потянуло запахом выхлопных газов.

— Фу! — сказала Шарапова, — Запускай свой катафалк, на ходу проветрится быстрее. Дышать нечем.

Брагин развернул машину и выехал на улицу.

— А кто еще будет?

— А никого, — ответил Поль. — Все свои.

— Все свои, — подтвердила Шарапова. — Борис нам уже рассказал, как вы шубку его дочери покупали. Теперь она его все выспрашивает: «Когда тетя Женя к нам в гости приедет?» Вот и Ксении ты тоже понравилась.

— А еще кому?

— Да всем, как я посмотрю, ты у нас понравилась. Вон, Брагин, всего раз тебя видел и то запомнил. А, Брагин?

— У, зараза!… — Брагин резко тормознул, вильнул влево, объезжая замешкавшегося на переходе. Асфальт перекрестка был хорошо посыпан песком и солью — нас бросило вперед.

Брагин приоткрыл дверку.

— Глаза дома забыл! — крикнул он растерявшемуся пешеходу. — Песочница старая!

Он захлопнул дверку, рывком включил скорость, нас откинуло назад.

— Не гони ты! — сказала Шарапова. — Куда торопишься?

— Куда, куда… — огрызнулся Брагин.

Шарапова взглянула на него внимательно, прищурилась, но так ничего больше и не сказала. Повернулась ко мне. Огонек светофора блеснул на боковом стекле, красными точками отразился в ее глазах.

— Чего зубы лечить не приходишь?

— Боюсь.

— Это чего боишься-то?

— Бормашины боюсь.

— Даже?

— На самом деле. Самый зловещий в вашей профессии инструмент.

— А щипцов, значит, не боишься?

— Вот щипцов не боюсь… А куда мы едем?

— Как куда? К Вадиму.

— Я думала, к тебе.

— Вадим у меня не любит. Стесняется. Рядом со мной, в соседней квартире, молчун живет. В милицию уже жаловался, что мы после одиннадцати магнитофон гоняем. А сам тихий, как кошка.

Мы вывернули на просторную магистраль Нарымской улицы. Брагин еще прибавил скорость. Старый моторишко потянул натужно, шуму в машине прибавилось, задребезжали створки капота.

— Бегает старичок, — сказала я.

— Бегает, — ответила за Брагина Лариса. — А уже пора старичку на пенсию. Брагин, когда тебе новую машину дадут?

Брагин и тут ничего не ответил, и в разговоре нашем наступила напряженная пауза. Обычно разговорчивый Поль сейчас сидел нахохлившись в углу кабины.

— Закурим! — предложила Шарапова.

— Закурим.

— Поль, дамы курить хотят. Чего ты там притаился в углу, как мышь?

— Кошек боюсь, — нашелся Поль.

Он достал сигареты, я — свой фешенебельный «Ронсон». Мы задымили дружно. Четвертую сигарету Шарапова прикурила и сунула в губы Брагину.

Уже набившая оскомину притча о Наполеоне, который якобы мог одновременно вести несколько дел, — известна каждому. И еще в школе милиции мы — любители «мозгового тренинга» — пробовали одновременно читать в уме какое-либо стихотворение, а вслух — вести легкий разговор. Бывало и смешно, и поучительно. При некоторой тренировке такое раздвоение сознания оказывалось возможным даже для нас, конечно, при каких-то издержках в ту или иную сторону. Вот и сейчас, разговаривая с Шараповой, я в то же время пыталась «просчитать» в уме ситуацию. Конечно, можно, что называется, не ломать голову, а принимать решения, в зависимости от возникающих обстоятельств, но мне хотелось самой создать эти самые нужные мне обстоятельства… Когда мы закурили, напряженность молчания стала менее ощутима, разговор стал прерываться длинными паузами, и у меня появилось больше времени для размышлений. И когда Брагин наконец приткнулся радиатором к черемухе под окнами домика Тобольского, кое-какие линии моего «встречного» поведения у меня определились. Вроде бы это был не поспешный экспромт в вынужденных обстоятельствах, а в какой-то мере обдуманный ход.

Что последует в ответ, об этом я могла только догадываться, исходя из того, что знаю о каждом из моих новых знакомых. Мне казалось, я могу более или менее точно просчитать реакцию Тобольского, Завьялова, даже Поля Фоминых, но вот поведение Брагина и Шараповой прорисовывалось труднее, здесь много зависело от степени их вины, которую я, разумеется, не знала.

Я представила себе выражение лица полковника Приходько, когда буду рассказывать ему о методе расчета моего незапланированного поступка, и как бы услышала в ответ его сердитое хмыканье, но мне думалось, что я сумею убедить его в том, что доля допустимого риска для меня была в пределах той «нормы», которую допустил бы сам полковник Приходько, если бы я могла заранее все обговорить.