Виконт в ужасе замер. Он понял, что у него возникли проблемы стократ серьезнее тех, что были до этого. И тут вдруг послышался голос Пенелопы.

— Крепче держи простыню, Эштон, — пробормотала она. — Ты не могла бы на минуту оставить нас наедине, тетушка?

— Нет, — ответила дама.

Пенелопа тихонько вздохнула.

— Что ж, поступай как знаешь, тетя.

— Обычно я именно так и поступаю.

Проявив чудеса ловкости, Пенелопа рывком села в постели, придерживая простыню у подбородка обеими руками. Эштон проделал тоже самое, и Пенелопа, взглянув на его широкую мускулистую грудь, тотчас же почувствовала, что ей хочется прижаться к нему покрепче, но выразительное покашливание тети Олимпии вернуло ее к действительности. Тихо вздохнув, Пенелопа посмотрела на тетушку, стоявшую у порога.

Леди Олимпия была женщиной с весьма впечатляющей внешностью. Рослая и стройная, она обладала роскошными черными волосами и небесной синевы глазами. Многие мужчины смотрели на нее с восхищением, и в этом не было ничего удивительного — ведь леди Олимпия была не только красивой, но и молодой, всего на три года старше Пенелопы. Пенелопа же относилась к своей тете с величайшим уважением, и сейчас, когда она смотрела на стоявшую у двери Олимпию, ей было очень не по себе. Смущало и то, что за спиной у тети толпились мальчики, а рядом с ними возвышалась фигура Септимуса, закрывавшего ладонью глаза малышке Джуно.

Снова вздохнув, Пенелопа спросила:

— Тетя, тебе не кажется, что сейчас еще слишком рано для визитов? — Леди Олимпия промолчала, и Пенелопа добавила: — Я не знала, что ты собираешься приехать в Лондон.

— Я и не собиралась. Но в этом возникла необходимость. Можно сказать, меня потянуло сюда. Я вдруг почувствовала зов.

— Только не это, — пробормотал Эштон.

Олимпия молча взглянула на виконта и снова обратилась к племяннице:

— Я уже спешила к тебе, когда к моим чувствам добавилось еще кое-что… Теперь-то я знаю, что это было. — Она снова окинула Эштона неприязненным взглядом. — Надеюсь, вы сможете все мне объяснить.

— Да, сможем, — ответила Пенелопа. — Но не лучше ли перейти в гостиную? И я была бы тебе очень благодарна, если бы ты ненадолго нас оставила. А потом я тебе все объясню. Хотя нет, давайте встретимся не в гостиной, а в столовой. Я ужасно проголодалась.

— Да, понимаю… Успела за ночь нагулять аппетит.

Проигнорировав саркастическое замечание тети, Пенелопа сказала:

— Тетя, прошу тебя, не надо… Я обо всем расскажу за завтраком, а не сейчас, потому что объяснять придется довольно долго. — «И я бы предпочла делать это в одежде», — мысленно добавила Пенелопа.

— Что ж, это разумно, — согласилась леди Олимпия. — Но я бы посоветовала тебе поторопиться.

Что-то в тоне тетушки заставило Пенелопу насторожиться.

— Я должна готовиться к новым сюрпризам?

— Да, возможно. У меня такое чувство, что не только я почувствовала потребность поспешить к тебе на помощь. Думаю, что и другие наши родственники кое-что почувствовали.

— Проклятие… — пробормотала Пенелопа.

Тетя пристально на нее посмотрела и тихо сказала:

— По правде говоря, я думаю, что твой дядя Аргус будет здесь меньше чем через час. — Резко развернувшись, Олимпия вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь.

Какое-то время Пенелопа молча смотрела на дверь. Потом со вздохом выбралась из постели и надела нижнюю рубашку и лишь после этого обернулась к Эштону. Он все еще сидел на кровати, прикрываясь простыней. И на лице его застыло выражение, свидетельствовавшее о том, что он весьма смущен и озадачен произошедшим. Что ж, если дядя Аргус действительно направлялся к «Хижине Уэрлока», то тревога Эштона была вполне обоснованной. Дядя Аргус, хотя сам и не отличался добродетельностью, от женщин своей семьи требовал целомудрия и кротости. И он неизменно приходил в бешенство, если вдруг обнаруживал, что какую-нибудь из его родственниц пытаются соблазнить. Соблазнителю же в таких случаях трудно было бы позавидовать. Пенелопа, конечно, признавала, что некоторым из пострадавших мужчин доставалось по заслугам, но все же считала, что дядя Аргус часто вмешивался не в свое дело.

— Надо поторопиться, — сказала она Эштону. — Тетя терпением не отличается. Если она решит, что мы задерживаемся, то вернется сюда.

— Но если мы не спешим спускаться к завтраку, то это может означать…

— Вот именно, — кивнула Пенелопа и тут же почувствовала, что краснеет. — И поверь, это не помешает тетушке сюда зайти.

— Она действительно приходится тебе тетей? — спросил Эштон. Выбравшись из постели, он стал одеваться. — Ведь она не намного старше тебя.

— Всего на три года. Тетя Олимпия — младшая из восьмерых детей. Моя мать была самой старшей. А дядя Аргус немного моложе ее.

— Ты намерена все ей рассказать? — Эштон помог Пенелопе застегнуть платье.

— От тети Олимпии лучше ничего не утаивать.

— И от этого дяди Аргуса — тоже?

— Да, и от него тоже. — Пенелопа решила, что сейчас не время объяснять Эштону, что дядя Аргус, воспользовавшись своим «даром», безо всякого труда заставит его все рассказать. — И если тетя Олимпия чувствует, что он едет, то так оно и есть, уж поверь мне. Жаль, что так вышло, — добавила Пенелопа со вздохом. — Я ужасно усложняю тебе жизнь.