— И вас не смущает тот факт, что этот янки вас разыгрывал?

Негромкий смешок донесся до Малькольма сквозь клубы табачного дыма.

— Нет, уверяю вас, он говорил совершенно серьезно. Осмелюсь утверждать, этот парень из высшего света и искренне верил в то, что говорил.

Малькольм как раз собирался ступить на нижнюю ступеньку, когда его окликнули по имени:

— Ба, да это ведь Мур, не так ли?

Неожиданный оклик заставил Малькольма обернуться. Он обнаружил, что смотрит в улыбающиеся голубые глаза джентльмена, которого вроде бы помнил, но весьма смутно. Это был молодой человек лет двадцати трех, одетый по последней моде, с волнистыми темными волосами. Лучистые голубые глаза и светлая кожа выдавали в нем ирландца.

— Так вы Малькольм Мур, верно? — повторил тот с хитрой улыбкой Нотки дублинского произношения в голосе показались Малькольму знакомыми. Похоже, ему полагалось знать этого дружелюбно улыбающегося молодого человека.

— Совершенно верно, но, боюсь, вы имеете передо мой преимущество, сэр.

— Меня зовут О’Доунетт, Бивин О’Доунетт. Мы с вами встречались, дай Бог памяти, где-то с год назад, на летних скачках в Аскоте. — Весело прищурившись, мистер О’Доунетт усмехнулся. Звук вышел на редкость добродушный. — Видите ли, мне хорошо запомнились обстоятельства встречи. Мы с вами ставили на одну и ту же дохлую клячу, которая ухитрилась прийти последней.

Имя и лицо наконец всплыли в памяти Малькольма.

— Ну конечно! Мистер О’Доунетт, рад встрече с вами! — Они сердечно пожали друг другу руки, при этом Малькольм внутренне поморщился, вспомнив их знакомство. У него тоже был неплохой повод вспомнить ту скачку. Он сделал ту проигрышную ставку по просьбе своего тогдашнего клиента, миллионера, считавшего себя великим экспертом во всем, что касалось спорта, и в особенности скачек. Малькольм предупреждал этого идиота не ставить на эту лошадь, хорошо зная ее послужной список за предыдущие скачки, но, как говорится, клиент всегда прав… Оба — Малькольм и этот молодой ирландец, О’Доунетт, — проигрались с треском.

Малькольм представил своего нежданного знакомого своим гостям.

— Мистер О’Доунетт, позвольте представить вам мистера Конроя Мелвина и мистера Гая Пендергаста из Лондона, а также доктора Костена из Америки.

— Рад познакомиться с вами, джентльмены, — улыбнулся О’Доунетт, обменявшись с ними рукопожатиями. — Кстати, — добавил он, — где вы все это время пропадали, а, Мур? Ах, подождите, вспоминаю, вы же из Вест-Индии, так что колесите по всему свету. Знаете, я вам даже завидую.

Малькольм отчаянно пытался вспомнить про О’Доунетта хоть что-нибудь, кроме той неудачной ставки на скачках.

— А вы? — немного неуверенно спросил он.

— Ах, я-то? Ну, как говорится, фортуна то улыбается, то хмурится. Но мне удалось опубликовать сборник поэзии. Скажем честно, довольно тоненький, но все же опубликовал. — Глаза его озорно блеснули, на этот раз с явной самоиронией. — Так, всякий друидический вздор, ни капельки не похожий на серьезную поэзию, которую я предпочитаю, зато продается. Видит Бог, продается. Этот кельтский ренессанс еще сделает из нас, дублинцев, настоящих джентльменов. — Он снова подмигнул. Малькольм тоже улыбнулся.

— Похоже, это сейчас действительно популярно. Вам не приходилось бывать в Эйстеддфоде — теперь, когда читающая публика потянулась к друидической поэзии?

— А, на этих сборищах валлийских бардов, которые они устраивают в Лланголлене? Нет, хотя, раз уж я теперь представляю кельтскую пишущую братию, пожалуй, и стоило бы, а? А вы сами там были?

— Честно говоря, нет, хотя собираюсь заглянуть на следующий. — Малькольм весело рассмеялся. — Вообще-то Мур — французская фамилия, по крайней мере изначально. У нас в роду говорят, что за задней стенкой одного из шкафов хранится скелет или два наших галло-кельтских предков.

О’Доунетт рассмеялся и дружески хлопнул его по плечу.

— Отлично сказано, Мур! Отлично сказано! Ну разумеется, ведь сейчас мода на все кельтское! Мне приходилось разговаривать с джентльменом, чьи предки были прусскими генералами и считали себя кельтами, с чистокровными лондонскими саксонцами, тоже «кельтами», и даже, Господи прости, с индусом-полукровкой, служившим лакеем, — так он тоже «кельт», по крайней мере по отцовской линии!

Малькольм посмеялся шутке, найдя в ней двойной подтекст, ибо имелись доказательства — лингвистические, литературные, музыкальные и археологические — того, что кельтские законы, языки, обычаи и искусства Ирландии, Уэльса, Корнуолла, Шотландии и Галльской Франции имеют непосредственное отношение к ведической Индии.

— И кстати, говоря о великой и прекрасной кельтской культуре, — заметил О’Доунетт, хитро блеснув глазами, — вот идет самый великий из нас, кельтских поэтов. Я говорю о тебе, Вилли. Ты идешь на наше небольшое сегодняшнее собрание? Я думал, ты будешь рваться сегодня в салон мадам Блаватской.

Малькольм Мур повернулся… и с трудом удержался от удивленного восклицания. Его случайный знакомый здоровался с знаменитейшим из всех поэтов, рожденных в Ирландии, всемирно известным (правда, пока в недалеком будущем) Уильямом Батлером Йетсом.