Однажды пришел целый эшелон, набитый «защитниками свободы», вооруженными до зубов пулеметами, гранатами, винтовками. Моряки успели перекрыть путь у семафора и предъявили ультиматум: сдать оружие и награбленные вещи. В ответ — огонь. Пришлось залечь и окопаться вдоль полотна железной дороги по обе стороны путей, за щитами снегозадержки. Перестрелка длилась около получаса, анархисты не выдержали, сдались. Всеволод охотно участвовал и в допросах анархистов — военных моряков (их, правда, было мало, так как морскую форму носили все, кому не лень).

А еще была операция, потребовавшая особой подготовки.

У входа в особняк на Поварской, дом восемь (ныне улица Воровского) разместился штаб анархистов. Всеволод с независимым видом (и с бомбой в кармане!) прогуливается по улице, а сидящий на посту подвыпивший часовой время от времени выкрикивает: «Заходи любой!» Он и в самом деле зашел. Слушал примитивные разглагольствования анархистов, до неузнаваемости перевиравших идеи Бакунина, а попутно высматривал, где у них оружие, где черный ход, сколько людей. Словом, поневоле вспомнил свою прежнюю службу разведчика.

Заглядывали сюда и другие бойцы. Несколько дней изучали обстановку, а затем нанесли внезапный удар одновременно по всем анархистским гнездам Москвы. В цепи штурмовавших особняк на Поварской был и Вишневский со своим «гочкисом» в руках. Через шесть часов осады, после того, как на подмогу пришел броневик и дал несколько залпов, анархисты выбросили белый флаг. Их разоружили и отправили в тюрьму.

«По-моему, — пишет М. Якубович, — с этого дня Вишневский и задумал свою „Оптимистическую трагедию“. Я сам видел у него записи и снимки „вожаков“ и анархистов-моряков». Вряд ли можно согласиться с тем, что уже тогда родился замысел конкретного художественного произведения — лучшей пьесы Вишневского. Да, он вел записи с мечтой о литературном труде в будущем. Но дневник, по-видимому, был и постоянно действующим духовным «громоотводом». Желание это естественно и необходимо, тем более что Всеволод с детства был замкнут, нелегко ему было и потом встретить человека, перед которым он распахнул бы свою душу.

В июле 1918 года 1-й морской береговой отряд был направлен в Нижний Новгород в распоряжение командования Волжской военной флотилии, которая в то время формировалась. Вначале отряд был размещен в Канавине, в гостинице «Сорокинское подворье». Здесь на видном месте было написано объявление:

Для себя Всеволод уже давно (и бесповоротно!) решил воевать до окончательной победы революции. А плавать — пусть хотя бы и не на море, а на реке — о чем еще можно мечтать? Просто наслаждение произносить по-флотски, «с шиком» закрученную фразу: «Не имеющих этих качеств просим не беспокоиться». Молодец Маркин! Всеволод слышал речь представителя Народного комиссариата по иностранным делам Николая Маркина на митинге в Петрограде. Он говорил тогда страстно, зажигательно, с напором.

В общем, форменное везение — Вишневский записался с ходу, без колебаний. Хотя он служил в воинской части, в отряд к Маркину требовалось поступить как бы заново — с осознанием особой ответственности за принимаемое решение.

Ночью морякам приходилось патрулировать по городу, а днем вместе с рабочими Сормовского завода «по винтикам» собирать речную эскадру, ту самую, что затем войдет в историю гражданской войны под названием Волжской военной флотилии. Мирные буксиры, баржи — от свирепого «Льва» до лирической «Белой акации» и интимно-домашних «Ольги» и «Сережи» — преображались буквально на глазах, приобретая необычный для «купцов» вид.

В Нижний прибывали все новые и новые партии моряков. Среди них выделялись балтийцы, участники знаменитого «ледового похода» русского флота в марте 1918 года из Гельсингфорса в Кронштадт. От этих людей веяло легендой. Во время похода корабли затирало льдами (ледоколов не было!), торосы сдавливали их, льдины делали пробоины, ломали винты и рули, обшивки кораблей давали течь. С финских берегов корабли обстреливались артиллерией, а в небе кружили немецкие аэропланы. Но ядро эскадры пробилось в Петроград и послужило основой при комплектовании речных и озерных флотилий, отрядов морской пехоты.

В июле Нижегородский вокзал принял и эшелон с черноморцами, которые, отказавшись сдать боевые корабли немецким оккупантам, потопили их в Новороссийском порту. Расставшись с морем и преодолев трудности передвижения в военное время, многие из них прибыли сюда, в Центральную Россию, откликнувшись на призыв большевиков «Красные матросы, на Волгу!». В Нижнем черноморцы разместились в гостиницах на территории Нижегородской ярмарки, быстро освоились и тут же по-хозяйски вместе с балтийцами занялись переоборудованием судов.

Возникало немало трудностей, разрешить которые не брались даже инженеры — они вообще относились скептически к этой затее. В частности, необходимо было ответить на главный вопрос: выдержат ли деревянные палубы тяжесть и отдачу во время стрельбы устанавливаемых на них орудийных установок?

Над гладью Волги стоит стук и скрежет молотов и сверл. Орудия, подтаскиваемые вручную, громыхают по палубам. Надо провести пробу: от орудийного замка на судне протянули длинный шнур, люди на берегу спрятались в укрытие. Грянул выстрел из трехдюймового горного орудия — все в порядке, судно цело.