Роган чувствовал, что опять переборщил с климатизатором: теперь было слишком жарко. Он отбросил одеяло, встал, умылся, быстро оделся и вышел. Лифта не было. Роган нажал кнопку вызова и, стоя в полумраке под скачущими огоньками индикатора, чувствуя всю тяжесть бессонных ночей и полных напряжения дней, сквозь шум крови в висках вслушивался в ночную тишину корабля. Изредка побулькивало что-то в невидимых трубопроводах, с нижних ярусов доносился приглушённый грохот двигателей на холостом ходу — корабль всё ещё держали в полной стартовой готовности. Сухой ветер с металлическим привкусом веял из вертикальных колодцев по обеим сторонам платформы, на которой стоял Роган.

Двери раздвинулись, он ступил в кабину лифта. На восьмом ярусе вышел. Коридор, освещённый цепью голубых лампочек, изгибался вдоль линии корпуса. Роган шёл, сам не зная куда, инстинктивно поднимал ноги, перешагивая через высокие пороги герметических переборок, и наконец увидел смутные силуэты людей у главного реактора. В помещении было темно, светились только огоньки индикаторов на щите. Люди сидели под ними на раскладных креслах.

— Они погибли, — сказал кто-то; Роган не узнал голоса. — Хочешь пари? В радиусе пяти миль была тысяча рентген. Нет их уже на свете, можешь быть спокоен.

— Так чего же мы тут сидим? — буркнул другой человек.

Роган не по голосу, а по месту, которое занимал говоривший у гравиметрического контроля, понял, что это боцман Бланк.

— Потому что старик не хочет возвращаться.

— А ты бы вернулся?

— А что же ещё остаётся делать?

Тут было тепло, и в воздухе веял тот специфический запах, искусственный аромат хвои, которым климатизаторы пытались перебить вонь перегретых пластиков и металла, возникающую во время работы реактора. В результате получалась смесь, не похожая ни на что за пределами восьмого яруса. Роган стоял, опершись спиной о пенопластовую обивку переборки. Он не то чтобы прятался, а просто не хотелось ему вмешиваться в этот разговор.

— Он может хоть и сейчас подойти… — сказал кто-то после недолгого молчания.

Лицо его на минуту выступило из тьмы, когда он наклонился вперёд, полурозовое-полужёлтое от сверкания контрольных огоньков на стене реактора — реактор будто смотрел этими огоньками на съёжившихся внизу людей. Роган, как и все остальные, сразу сообразил, о ком идёт речь.

— У нас есть поле и радар, — неохотно буркнул боцман.

— Много тебе будет толку от поля, если он подойдёт на биллиэрг поражения?

— Радар его не подпустит.

— Это ты мне говоришь? Да ведь я-то его знаю, как свои пять пальцев…

— Ну и что?

— А то, что у него есть антирад. Системы помех…

— Да ведь он же разлажен. Электронный псих…

— Ничего себе псих. Ты был в рубке?

— Нет. Я здесь сидел.

— Ну вот. А я был. Жалко, не видал ты, как он молотил наши зонды.

— Значит, это как же? Они его, что ли, перестроили? Он уже под ихний контроль попал?

Все говорят «они», подумал Роган. Будто это и вправду живые разумные существа.

— А протон его знает. Вроде бы только связь разладилась.

— Так чего ж ему нас лупить?

Опять настала тишина.

— Неизвестно, где он? — спросил тот, который не был в рубке.

— Нет. Последнее сообщение было в одиннадцать. Видели, как он мотался по пустыне.

— Далеко?

— А что, боишься? Километров сто тридцать — сто сорок отсюда. Для него это час ходу. А то и меньше.

— А может, хватит уже переливать из пустого в порожнее? — сердито сказал боцман Бланк, и его острый профиль возник на фоне разноцветных огоньков.

Все замолкли. Роган медленно повернулся и удалился так же тихо, как и пришёл. На обратном пути он оказался у лабораторий; в большой было темно, а из малой пробивался свет сквозь иллюминаторы над дверью. Роган заглянул внутрь. За круглым столом сидели только кибернетики и физики — Язон, Кронотос, Сарнер, Ливии, Заурахан и ещё кто-то — он сидел в тени наклонной переборки, повернувшись ко всем спиной, и программировал большой электронный мозг.

— …существует два эскалационных решения: одно — аннигиляция, другое — самоуничтожение. Остальное — это уже действия в масштабах планеты…

Роган, не переступая порога, стоял и прислушивался.

— Первый эскалационный вариант основан на том, чтобы пустить в ход лавинный процесс. Нужно, чтобы излучатель антиматерии вошёл в ущелье и остался там.

— Один уже там побывал… — сказал кто-то.

— Если у него не будет электронного мозга, он сможет действовать даже при температуре свыше миллиона градусов. Нужен плазменный излучатель: плазма не боится звёздных температур. Туча будет действовать по-прежнему: постарается его задавить, войти в резонанс с его управляющими контурами. Но там ведь не будет никаких контуров — ничего, кроме субъядерной реакции. Чем больше материи втянется в реакцию, тем более бурно будет проходить эта реакция. Таким путём можно собрать в одно место и аннигилировать всю некросферу планеты.