Устройство синтагмы, основной единицы фаланги, составленное согласно Асклепиодоту. Асклепиодот писал в I в. до н.э., во времена, когда слава эллинистического военного дела осталась далеко позади, а изучение македонской тактики из практического дела стало философским направлением. Возможно, что Асклепиодот основывает свой рассказ на описании позднейшей египетской или сирийской фаланги. Хотя македонцы позднейшего периода также использовали эту единицу, они называли ее спейра, а ее командира — спейрархом. Она была более просто устроена и, возможно, состояла из четырех тетрархий, каждая из которых включала в себя четыре лоха. В остальном же они, вероятно, были схожи. Л— лохаг, А — дилохит.

Если следовать обычной для греков практике, то можно предположить, что синтагматарх командовал правой половиной своей боевой единицы, а его подчиненный, таксиарх, — левой. Каждый таксис делился, в свою очередь, на две тетрархии, которыми командовали тетрархи. Каждая тетрархия состояла из двух дилохий, или сдвоенных рядов. Командир дилохии назывался дилохит (dilochites). И, наконец, каждым рядом, или лохом, командовал лохаг. Если вы взглянете на схему, помещенную на этой странице, то увидите, что все эти командиры стояли в первой шеренге (то есть были protostatai — протостаты). В каждом ряду (лохе) был командир полуряда — гемилохит (hemilochites), два командира четверть-ряда — эномотархи и замыкающий - ураг. Интересно посмотреть, как уменьшилась теперь обычная греческая единица, лох, и все ее подразделения. Пентекостия называется теперь гемилохион (полулох); эномотия все еще существует, но состоит всего из четырех человек. Личные звания шли последовательно, начиная от переднего (протостат) и завершая последним в ряду (epistates — эпистат). Полный ряд из 16 человек состоял соответственно из лохага (1), эпистата (2), протостата (3), эпистата (4), эномотарха (5), эпистата (6), протостата (7), эпистата (8) — он же являлся замыкающим полуряда, хемилохита (9), эпистата (10), протостата (11), эпистата (12), эномотарха (13), эпистата (14), протостата (15) и урага (16). Различали передних и задних эномотархов и эпистатов, так что каждый человек мог назвать свой ранг и место в ряду. Каждый человек в фаланге стоял так, что с обеих сторон от него были люди с таким же местом в ряду и званием — командир рядом с командиром, эпистат рядом с эпистатом и так далее. Асклепиодот объединяет две синтагмы в пентекосиархию (pentekosiarhia), командовал которой пентекосиарх. Затем он просто удваивает ее для того, чтобы получить хилиархию (chiliarchia), командир которой именуется хилиарх. Две хилиархии образуют мерахию (merachia) — под командованием иерарха. Асклепиодот добавляет также, что эта боевая единица, состоявшая из двух тысяч сорока восьми человек, называлась раньше крылом (keras) или отрядом (telos). На основании этого можно сделать вывод, что именно они и составляли фалангу в более ранний период. Тот же факт отражен и в названии удвоенной иерархии — фалангархия, командовал которой фалангарх (тот, кто изначально был стратегом). Сдвоенная фалангархия образовывала крыло (керас) под командованием керарха, а два крыла формировали фалангу, которой командовал стратег. Автору кажется разумным представить данное описание хотя бы для того, чтобы избавить читателя от необходимости работать с источниками, однако следует предупредить его, что такой фаланги, быть может, никогда и не существовало. Большая часть подразделений и командиров, стоявших выше синтагмы, в большой степени гипотетичны — они появились в результате поиска и реконструкции всех возможных имен, а затем использовались для того, чтобы создать математически четкую модель фаланги.

В 1934 и 1935 годах были опубликованы отрывочные записи македонских военных уложений, обнаруженных в Амфи-поле. В этих надписях, которые датируются временем правления Филиппа V, т.е. 221 —178 гг. до н.э., перечислены, помимо всего прочего, и штрафы, которые налагались за потерю снаряжения и другие дисциплинарные проступки — вроде сна на посту. В них же фигурируют названия нескольких низших командирских званий и боевых единиц. Однако ни там, ни у Полибия мы не встречаем слова «синтагма». У греческого историка, однако, постоянно упоминается единица, именуемая «спейра». Этот же термин он использует для римского манипула, который, как известно, был самой мелкой тактической единицей легиона, то есть занимал то же самое положение, что и синтагма в Асклепиодотовой фаланге. В надписи из Амфиполя спейра или ее командир, спейрарх, упоминаются не сколько раз. В отношении греческих армий термин «синтагма» никогда не употребляется, но его упоминают в документах, относящихся к эллинистическим армиям вне пределов Европы. Спейра, в свою очередь, никогда не упоминается за ее пределами. Все сказанное выше позволяет сделать вывод, что спейра была греческой версией синтагмы. В амфиполисской надписи постоянно встречаются упоминания о тетрархах и спейрархах в таком контексте, из которого следует, что первые непосредственно подчинялись вторым. Фейял, публикатор второй части амфиполисского военного устава, заключил свой комментарий к этому месту из него предположением, что спейра состояла из четырех тетрахий, каждая из которых, в свою очередь, делилась на четыре лоха. Такое мнение представляется вполне разумным, а следовательно, подвергает сомнению факт существования промежуточных командиров — таксиархов и дилохитов, упоминаемых у Асклепиодота. Вероятно, та часть структуры македонской фаланги, что располагалась выше спейры, также состояла из четверок — т.е. четыре спейры формировали более крупную часть (возможно, ее именовали хилиархия), а четыре такие части образовывали стратегию под командованием стратега. Делая подобные предположения, Фейял основывается на другом месте из амфиполисского уложения, где говорится о трех командных должностях, которые, как представляется, образуют иерархическую структуру. Речь идет о грамматее, архиперете и гиперете (grammateus, archyperetes, hyperetes). Поскольку нам известно, что гиперет являлся тыловым офицером синтагмы спейры, архиперет должен был исполнять те же функции в следующем по величине соединении (хилиархии), а грамматей соответственно — в стратегии. Единственная проблема, которая возникает, если мы примем за основу стратегию, состоящую примерно из четырех тысяч человек, состоит в том, что перед нами вновь появится Асклепиодотова формула. Как именно можно разделить на два крыла фалангу в десять тысяч человек — основную военную силу как Антигона Досона, так и Филиппа V У античных авторов упоминаются два военных соединения, ни одно из которых невозможно четко определить — совсем как аргираспидов Александровой армии. У исследователя вновь возникает чувство, что буквально все в древности знали, что представляют собой эти соединения, и потому никто не считал нужным тратить силы на объяснения. Первая из этих таинственных боевых единиц называется «медные щиты», а вторая — «белые щиты». Полибий упоминает о них в рассказе о битве при Селласии (222 г. до н.э.), где они были частью десятитысячной фаланги, но он нигде не указывает их количество. Тремя годами позже «медные щиты» возникают вновь так же, как часть десятитысячной фаланги. Филипп берет три тысячи «медных щитов» (из чего легко сделать вывод, что само соединение было больше) в зимний поход на Пелопоннес. Плутарх упоминает их при описании битвы при Пидне в 168 г. до н.э., но и он нигде не дает объяснений. «Белые щиты» первый раз появляются у Плутарха, когда он повествует о битве при Селласии, а затем вновь — при описании сражения при Пидне. В обоих случаях они воспринимаются как часть фаланги. В качестве пробной версии я рискнул бы предположить, что фаланга Филиппа состояла из двух стратегий по пять тысяч человек в каждой, которые назывались «медные» и «белые щиты». Каждое из этих соединений включало в себя по пять хилиархии.

Как уже говорилось, македонские фалангиты были вооружены длинными пиками-сариссами, которые, по словам Полибия, были в 14 локтей (ок. 6,3 м) длиной. Эта цифра отнюдь не является такой уж немыслимой, как хотят представить ее некоторые комментаторы. В средние века швейцарцы пользовались пиками длиной в пять с половиной метров, а в лондонском Тауэре выставлены образцы, достигающие 5,75 м. Полибий сообщает, что сарисса была тяжелее со стороны, противоположной острию (это может означать наличие там тяжелого подтока). Далее он объясняет, как именно ее держали. Передней, левой, рукой брались за сариссу примерно в четырех локтях (1,8 м) от пятки, а правая рука ложилась где-то на 75 см ближе к ней. Это означает, что примерно 10 локтей (4,5 м) пики были выставлены впереди человека. Каждый человек в ряду находился на расстоянии трех футов (90 см) от впереди стоящего. Тогда при наступлении пики первых пяти рядов были выставлены впереди первого ряда. Полибий указывает, что расстояние между каждой линией наконечников составляло два локтя. Одиннадцать задних рядов не выставляли свои пики вперед — вместо этого они слегка наклоняли их, дабы ослабить силу летящих в них метательных снарядов, и одновременно использовали вес своего тела для того, чтобы усилить натиск передних рядов. Фалангу можно было построить открытым порядком — тогда на каждого в ряду приходилось по два шага, сомкнутым порядком — тогда на каждого приходилось по шагу, либо тесным щитовым строем, где на каждого было только по полшага. В Индии, когда фаланге Александра пришлось столкнуться со слонами царя Пора, македонцы построились именно так, сомкнув щиты. Несли пики поднятыми вверх, но по приказу наступать их приводили в горизонтальное положение — и фаланга шла в атаку. Среди оружия, найденного в могиле Филиппа II в Вергине, в Греции, было обнаружено копье. Тяжелый подток весил 1,07 кг, а легкий наконечник — всего 0,097 кг.

При древке в 5,9 м длиной, диаметр которого варьируется от 17 мм у острия до 40 мм в месте хвата, точка баланса приходится практически точно на то место, которое указал для передней руки Полибий. Македонские гоплиты имели при себе и меч, но пользовались им только в том случае, когда ломалась пика. В употреблении все еще находился классический гоплитский меч, но наибольшей популярностью пользовался в то время копис (kopis) — оружие с искривленным клинком с односторонней заточкой. Экземпляр такого оружия, длиной в 72 см, находится в Афинском археологическом музее. В комплект снаряжения фалангита входил небольшой круглый щит-аспис (aspis), который, по словам Асклепиодота, был сделан из бронзы, являлся только слегка выпуклым и имел около 8 ладоней (т.е. 60 см) в диаметре. Как и все, что имеет отношение к македонской фаланге, этот щит стал причиной множества споров. В Пергаме, в Турции, были обнаружены остатки македонского щита. Они состояли из бронзовой обшивки (65—67 см в диаметре) и обрывков пергамента, который служил прокладкой между деревом и бронзой. От ручки не уцелело ничего. Лицевая часть прикреплялась к деревянной основе при помощи четырех прямоугольных шипов и чуть более сотни прорезей, которые были сделаны по краю так, чтобы затем загнуть металл внутрь. Плутарх, описывая македонцев в битве при Пидне (168 г. до н.э.), сообщает, что щиты их были подвешены на левом плече. Получив приказ выступать, македонцы выставили их перед собой. Это замечание предоставило некоторым комментаторам возможность предположить, что у щита совсем не было ручки. Изображения македонского щита показывают, что у него практически не было кромки, то есть той самой широкой кромки с внутренней стороны, которая представляет собой характерную особенность аргивского щита. Этот новый тип вошел в употребление потому, что при наличии аргивского щита невозможно было пользоваться копьем, которое необходимо держать двумя руками. Дело в том, что левая рука, к предплечью которой крепился щит, не смогла бы дотянуться до древка копья. Видимо, по этой же причине Асклепиодот говорит, что щит не должен быть слишком выпуклым. Памятник, установленный в Дельфах в честь победы Эмилия Павла, позволяет рассмотреть такой щит изнутри. Скоба и ручка у него выполнены по образцу аргивского щита. Несколько лет назад автор данного исследования сделал копию такого щита с бронзовой лицевой частью, аналогичной той, что была у щита, найденного в Пергаме. Весил такой щит около 5 кг. Опыты показали, что им можно с большой эффективностью пользоваться при наличии одной только скобы, контролируя при этом угол наклона при помощи переброшенного через шею ремня. При переноске аргивского щита внутренняя часть кромки удобно ложится на левое плечо и снимает с него нагрузку. В македонском щите ее нет, и именно это привело к тому, что стал необходимым несущий нашейный ремень. Он же мог принимать на себя и значительную часть веса огромной пики. Ручкой могли пользоваться, если щит был необходим вне фаланги, без сариссы. Имеющиеся изображения подобного щита позволяют предположить, что его внешняя сторона была обычно украшена чеканным рисунком. Она могла быть покрыта оловом в случае, если речь шла об отряде «серебряных щитов» — так же, как делали это с римскими доспехами и оружием. На стенах гробницы Лизона и Калликла, что была недавно найдена в Македонии, есть изображения двух щитов. Один из них бронзовый или позолоченный, а другой украшен царскими знаками Македонии. Тот, кто носил подобный щит, мог быть членом агемы — отряда гипаспистов, которые служили телохранителями царя, — или служить в царской иле в коннице гетайров. Арриан часто упоминает в своем жизнеописании Александра Македонского легковооруженных воинов, которые составляли часть фаланги. Из контекста ясно, что он имеет в виду не гипаспистов, а пеших «товарищей». Полибий, рассказывая о фаланге Ганнибала, также упоминает отряды воинов с пиками, называя их легковооруженными. Поскольку какие бы то ни было дальнейшие комментарии по этому поводу у него отсутствуют, приходится предположить, что наличие таких отрядов было делом обычным. Амфиполисская надпись перечисляет шкалу штрафов, которые накладывались на македонского фалангита за утрату различных вещей из состава его экипировки. Панцирь обычного воина, занимавшего обычное место в ряду, назывался котфиб (cotthybos), в то время как у стоящего в первом ряду или у командира он именуется торакс или гемиторакс (thorax, hemithorax). Можно довольно легко определить, что котфиб был льняным панцирем, в то время как торакс и гемиторакс, возможно, имели на себе металлические пластины. Разница становится особенно очевидной, когда мы узнаем, что командиров наказывали двойным штрафом по сравнению с простыми воинами. Вывод, который можно сделать на основании этого, состоит в том, что передние ряды фаланги имели более тяжелые доспехи, чем последующие. Возможно, что у задних рядов доспехов не было совсем. В амфиполисском тексте есть упоминания о поножах, шлемах и панцирях, но это не означает, что их имели все. В любом случае непохоже, например, чтобы воины в рядах, следующих за первыми пятью, нуждались в поножах. Рисунки и скульптурные изображения, относящиеся к тому периоду — как греческие, так и этрусские, — показывают наличие разнообразных типов доспехов. Помимо классического льняного панциря, на позднеэтрусских скульптурах можно обнаружить комбинированные. Там же мы можем увидеть большое количество льняных панцирей, покрытых металлическими чешуйками или находящими друг на друга прямоугольными металлическими пластинками. Самая известная из таких статуй — изображение Марса из Тоди, что находится сейчас в Ватикане. На фризе, установленном в честь победы в храме Афины в Пергаме, в западной Турции, мы обнаруживаем изображения длинного анатомического панциря, более короткого панциря, который и мог быть тем самым гемитораксом из амфиполисской надписи, и часть изображения изукрашенного панциря, похожего на льняной. Последний, однако, мог оказаться и железным — как тот, что нашли в Вергине. На этом же фризе можно увидеть и кельтскую кольчугу. В рассказе о римской армии своего времени Полибий отмечает, что состоятельные римляне носили кольчуги. Поскольку он не объясняет этого слова, а просто констатирует факт, можно предположить, что кольчугу носили тогда и греки. По-прежнему оставался популярным фракийский шлем, изображения которого встречаются на пергамских рельефах. Там же показано несколько типов высоких шлемов. Возможно, они появились как средство защиты от кельтских мечей, удары которых были в основном рубящими. В шлеме такого типа прокладка между шлемом и макушкой головы занимала очень много места. Такие шлемы распространились именно в это время — период самого агрессивного кельтского вторжения.

На первый взгляд кажется, что состав позднеэллинистической армии не слишком изменился со времен Александра. В македонской армии Антигона Досона и Филиппа V все еще были гипасписты, пельтасты, пращники и лучники, в функции которых входила поддержка фаланги. Однако создается впечатление, что теперь они не всегда исполняли те же задачи, что и в более ранний период. Гипасписты теперь относятся к разряду воинов царской ставки, предназначенных для выполнения особых поручений, и к агеме — телохранителям царя. Амфиполисский устав говорит, что их шатры возводятся непосредственно после шатров царя и его приближенных. Полностью изменились пельтасты Филипповой армии. При Киноскефале они выстроились бок о бок с фалангой и даже удвоили ее глубину. Следует, видимо, согласиться с предположением Уолбэнка относительно того, что эти пельтасты были на самом деле гипаспистами. Невозможно сказать наверняка, были ли у них копья или пики, так как в этом вопросе источники противоречат друг другу. Ливии назвал таких пельтастов кетратами — Цезарь называл этим словом легковооруженные испанские войска. Если Харманд прав, то именно их — воинов в легких доспехах с круглыми щитами — мы видим на рельефах из Осуны в Испании. В 219 г. до н.э. у Филиппа было пять тысяч таких пельтастов. Самым важным изменением, которое произошло в армии со времен Александpa Македонского, стал перенос акцента с конницы на пехоту. В армии Александра пропорция между всадниками и пешими воинами составляла примерно 1:6, а в позднемакедонской армии — 1:20. Этому не следует слишком уж удивляться — в битве при Херонее в 338 г. до н.э. пропорция была 1:15. Для высокого количества конницы в армии Александра существовала весомая причина — мобильность его армии стала ключом к завоеванию Персии. Хорошо известно, что у персов не было ничего, равного греческой пехоте, но фаланга могла разгромить лишь тех, кого могла догнать. Битву при Херонее выиграла для Филиппа его фаланга, но именно ему обязана своей перестройкой и увеличением числа македонская конница. Причина этого одна — планируемый поход на Персию, где коннице могли быть предоставлены большие возможности. Хотя в Азии всадники продолжали играть существенную роль еще на протяжении ста лет, в Европе фаланга сражалась с фалангой, и конница вновь заняла место вспомогательных войск уже вскоре после смерти Александра. Фалангу македонского типа взяли на вооружение Эпир и все старые города-государства, а поскольку от нее зависел исход сражения, появилась тенденция делать ее все более тяжелой и менее маневренной. Старые названия отрядов армии Александра все еще встречались в Сирии и Египте в конце III — начале II вв. до н.э. Как и следовало ожидать, у Антиоха и у Птолемея были собственная агема и царская ила в коннице. Полибий также упоминает и гипаспистов, но были ли они на самом деле, сказать затруднительно. У Антиоха был отряд агриан, который, должно быть, был набран с северных рубежей Македонии. Несомненно, что они просто оставили себе название существовавшей прежде боевой единицы. После смерти Александра отряд ветеранов с «серебряными щитами» оказался под командованием Эвмения, а по его смерти они отошли к Антигону. Здесь след аргираспидов теряется. Выжить они могли, только если были постоянным отрядом, в котором служили ветераны, переходившие туда из других подразделений. В противном случае аргираспиды просто вымерли. Сотню лет спустя Антиох, потомок Селевка, который сместил Антигона, имел отряд в десять тысяч воинов, «вооруженных по македонскому обычаю». У большинства из них были «серебряные щиты». Они не входили в состав его двадцатитысячной фаланги, и у нас возникает большое искушение предположить, что это были гипасписты. Разумеется, в армии Антиоха были гипасписты, так же как была у него и агема, которая упоминается при осаде Сард.

Когда армия находилась на марше на вражеской территории, ее возглавлял специальный отряд, составленный из легковооруженных воинов. Филипп Македонский обычно использовал для этого дела своих фуражиров, к которым присоединились «первопроходцы» — их функцией была расчистка дороги. Позади них следовала фаланга, по обеим сторонам от которой располагались две колонны легковооруженных пехотинцев, чьей задачей было отражение атак с фланга. Если нападение угрожало только одному из флангов, то при необходимости на нем могли сосредоточиться все легковооруженные воины. Из них же состоял и арьергард. У Филиппа на этом месте обычно располагались критяне, о которых Полибий отзывается как о самых лучших стрелках. Обоз размещался в максимально удаленном от любого возможного нападения месте. Например, при угрозе спереди его ставили сзади, а при отступлении он встал бы впереди всех. При ожидании атаки с фланга обоз размещался вдоль всей линии фаланги с противоположного фланга. При выборе места для устройства лагеря македоняне выбирали участок земли, имевший больше всего естественных препятствий. Полибий критикует греков, которые ленились обустраивать свой лагерь так, как делали это римляне; непохоже поэтому, чтобы последние заимствовали представление о его устройстве от Пирра, когда захватили его лагерь в Беневентуме, как сообщают о том Ливии и Фронтин. Однако при необходимости македоняне умели укрепляться, особенно если они намеревались остаться в каком-либо месте на продолжительное время. Как и римляне, они выкапывали ров и сооружали земляной вал с частоколом. Колья делались из разветвленных древесных сучьев и устанавливались на некотором расстоянии друг от друга. К таким укреплениям Полибий относится весьма критически, указывая, что два-три атакующих могли ухватиться вместе за один кол и вытащить его, а затем с легкостью пройти в образовавшийся просвет. Возможно, македоняне и не устраивали лагерь столь замечательно, как римляне. Зато они выставляли на подходах к нему наблюдательные посты, чего римляне не делали практически никогда. Организация постов возлагалась на тетрархии, а их командиры должны были осуществлять проверки. Вероятнее всего, эти обязанности исполнялись по расписанию, как это было и в римской армии. В амфиполисских уложениях особо отмечается, что по ночам посты следует обходить, не зажигая огня, — для того чтобы не предупреждать их о своем появлении заранее. Построение для битвы осталось в целом тем же самым — фаланга становилась в центре, а по бокам ее становились пельтасты, легковооруженные воины и конница. Разница заключалась в том, что теперь основной акцент сражения переместился с флангов в центр.

В 217 г. в сражении при Рафии молодой Антиох III Сирийский решил, несомненно, подражая Александру Македонскому, атаковать конницу египтян и вытеснил ее с поля боя. Однако, преследуя ее, он столь удалился от места битвы, что к тому времени, когда он вернулся, сражение уже закончилось — и не в его пользу. Птолемей, казалось, проигрывавший, возглавил атаку фаланги. Вдохновленная присутствием своего царя, она вытеснила сирийцев с поля боя. Когда туда возратился убежденный в собственной победе Антиох, Птолемей уже завладел всем полем сражения, а сирийская пехота спешно покидала его окрестности. Птолемей приказал снять доспехи с мертвых врагов, собрать и сжечь трупы собственных воинов. Антиоху же пришлось униженно просить о перемирии для того, чтобы похоронить своих. Изредка фалангу могли разделить на отдельные отряды, между которыми помещали других воинов. Таким образом поступил в Италии Пирр, а Антигон Досон сделал так со своими «серебряными щитами» в сражении при Селласии. До начала сражения перед собравшимися войсками мог проехать их полководец, которого сопровождали его командиры и друзья. Он напоминал солдатам о былых удачах и призывал храбро сражаться, указывая на преимущества, даруемые победой (то есть в основном на будущую добычу). В случае с Птолемеем и Антиохом, когда оба молодых правителя только заняли трон и вряд ли могли уже похвастаться какими-нибудь достижениями, речь могла сосредоточиться на обещаниях на будущее. Сигналом для начала битвы мог служить поднятый стяг. Затем раздавался воинский клич, который мог звучать не один раз. Так обстояло дело, например, в сражении при Габиене в 316 г. до н.э., где столкнулись две македонские армии. Они издавали свой воинский клич по очереди несколько раз. Ожидая приказа к выступлению, фалангит стоял, уперев копье в землю и удерживая его в вертикальном положении правой рукой. Щит его висел на ремне, перекинутом через шею и левое плечо. Когда звучал приказ приготовиться, он перевешивал щит вперед и просовывал левую руку в скобу. Затем он поднимал левую руку до уровня груди и перехватывал пику на уровне головы. По команде «выровнять пики» его правая рука шла вниз, покуда плечо не выпрямлялось, а затем пика наклонялась, пока не вставала параллельно земле на уровне пояса. Приказ к выступлению подавался сигналом трубы. Если местность была слишком пересеченной для нормального продвижения и армия рассыпалась — как это случилось в битве при Селласии, — сигнал к выступлению подавался флагами: белым для пехоты и красным для конницы. Затем его могли повторить трубачи, приставленные к каждой спейре. Начиналось сражение обычно на флангах. Идя в битву, фаланга обычно выстраивалась открытым порядком, при удвоенной глубине рядов. Достигалось это перемещением каждого второго лоха назад, за расположенный справа от него ряд. Достигнув вражеского строя, этот лох возвращался на свое место и формировал сомкнутый строй. Такой маневр применялся из-за больших сложностей, связанных с передвижением по пересеченной местности сомкнутым строем, когда недостаток места не позволял обходить естественные препятствия. Если места для того, чтобы построиться фалангой заранее, еще до прихода на поле боя, было недостаточно, то продвижение к нему могло осуществляться, как то предполагал Полибий, в виде сдвоенной или счетверенной фаланги. При этом та часть фаланги, что размещалась позади, разворачивалась затем в фланги. Если путь к месту сражения был каким-либо образом ограничен, фаланга могла построиться, а затем развернуться в маршевую колонну; при этом все командиры оказывались на одной стороне колонны, а все ураги — на противоположной стороне. О таком построении упоминает Асклепиодот, а Полибий почти наверняка описывает именно его, рассказывая о третьей битве при Мантинее в 207 г. до н.э. Десятью годами позже в сражении при Киноскефале речь также идет именно о нем. В битве при Киноскефале Филипп, развернув правый фланг, приказал своим фалангитам и пельтастам удвоить глубину рядов и сомкнуться вправо. Для этого необходимо было отвести назад каждый второй ряд и выстроить его позади оставшегося на месте ряда справа. При этом глубина фаланги удваивалась, а ряды в ней стояли открытым порядком. Затем самый правый сдвоенный ряд оставался на месте, а остальной фланг поворачивался направо и смыкался. Каждый следующий ряд делал на шаг больше, чем ряд впереди, так что они закончили перестроение, отделенные друг от друга этим шагом. Затем они повернулись лицом к противнику. Если враг появлялся сзади, фаланге приходилось поворачиваться кругом. Однако в результате такого маневра впереди оказались бы ураги, а все командиры стояли бы позади. Для исправления ситуации могли применять контрмарш, который исполнялся любым из трех описанных ниже методов. Командиры ряда могли оставаться неподвижными, покуда остальные воины строились перед ними, а затем весь ряд поворачивался кругом. Так обычно поступали македоняне. Асклепиодот от этого способа был не в восторге, так как он слишком походил на отступление. Он предпочитал способ, которым пользовались спартанцы. При нем на месте оставались ураги, а все остальные строились позади них и поворачивались кругом. В этом случае перестроение походило на наступление. Существовал и третий способ, персидский, или критский. При нем командиры и воины с промежуточными званиями просто менялись местами. При этом ни наступления, ни отступления не происходило. Однако каким бы из перечисленных выше методов ни пользовались, результат был один и тот же — командиры оказывались на левом конце подчиненных им единиц, а не на правом. Исправить это можно было бы контрмаршем рядов каждой единицы. Разумеется, можно было передвинуть контрмаршем всю фалангу или ее фланг, но поступать так перед лицом противника стало бы настоящим самоубийством. Поэтому такие маневры следует рассматривать как предназначенные исключительно для парадов. В любом случае сам по себе факт наличия командиров слева, а не справа особых неудобств причинить не мог. Обычно каждая спейра могла передвинуть контрмаршем свои ряды, если в том возникала необходимость. Если возникала необходимость построить фалангу эшелоном — клином или ступенчато, — необходимый строй достигался при помощи ступенчатого расположения спейр, а не разворачивания рядов под углом или, хуже того, по изгибу. В битве при Селласии Антигон разделил свою фалангу на две части и разместил их одну позади другой. Начала атаку передняя фаланга, но когда ее стали оттеснять, Антигон приказал македонянам сомкнуться «в их особенный строй двойной фаланги с собранной воедино массой пик». Этот строй сумел оттеснить лакедемонян с их позиций. Такое описание подходит только к одному маневру. Очевидно, что Антигон поставил вторую фалангу в промежутки между рядами первой и приказал идти в наступление с сомкнутыми щитами — так, как поступил Александр в битве при реке Гидасп. Полибий перечисляет своим читателям преимущества и недостатки фаланги для того, чтобы объяснить, почему македоняне проиграли сражение при Киноскефале. В идеале ничто не могло противостоять наступающей фаланге. Но по-настоящему эффективно фаланга могла действовать только на идеально ровной земле, где не было канав, расселин, деревьев, гряды холмов или водных препятствий, которые могли нарушить строй и лишить фалангу ее мощи. При Пидне гибкие римские манипулы сумели пробиться через разрывы, которые были в фаланге, и развалить ее. Фаланга была беззащитна против таких действий, поскольку сарисса бесполезна в ближнем бою. Отягощенные своими пиками македоняне не могли повернуться и отразить атаку с любого направления. Фалангиты, которые хотели показать, что готовы сдаться или дезертировать, обычно поднимали свои сариссы вверх. Когда битва заканчивалась, войско собирали сигналами трубы. Победитель забирал оружие и доспехи убитых врагов и хоронил своих покойников. Захваченное оружие обычно вешалось в портиках храмов, а в святилище могли поместить щиты с благодарственной надписью в честь победы. Полибий рассказывает забавную историю, которая произошла с посвященными щитами после осады этолийцами Медиона. Осада практически заканчивалась, но в преддверии выборов этолийский полководец боялся, что его сместят до того, как он захватит город, и все почести достанутся другому. (Такое довольно часто случалось в военной истории как Греции, так и Рима.) Для того чтобы успокоить полководца, не умалив в то же время заслуг того, кто мог бы стать его преемником на этом посту, было решено прибегнуть к компромиссу. На щитах решили поместить надпись о том, что взяли их «этолийский полководец и кандидаты на этот пост в будущем году». К большой неожиданности для этолийцев, медионцам удалось снять осаду. Они решили посмеяться над этолийцами и оставили на своих щитах точно такую же посвятительную надпись, заменив лишь на «взяли у этолийского полководца и кандидатов...».

Подъем Рима отнюдь не был молниеносным. Это был медленный, болезненный процесс со множеством отступлений. Но именно благодаря тому, что процесс этот шел так неспешно и прерывался длительными периодами консолидации, возникшая в результате Римская империя оказалась столь долговечна. Италия стала первой из имевших естественные границы областей Европы, которая сумела объединиться. Ни Филипп Македонский, ни Александр, ни их многочисленные преемники так и не сумели установить полный контроль над всей Грецией. Рим затратил на установление власти над Италией 560 лет, однако, единожды установив там свою гегемонию, он уже не страшился ее потерять. Даже война, которая разразилась между Римом и его союзниками в I в. до н.э., была вызвана не желанием разорвать союз, а борьбой за право римского гражданства для италийцев неримского происхождения. Для того чтобы поколебать единство Италии, потребовалось влияние извне — вторжение варваров, произошедшее более пятисот лет спустя. Римляне в отличие от греков создавали свое оружие, организацию и тактику армии не самостоятельно. Они заимствовали чужие находки и адаптировали их к своим условиям. Для того чтобы понять процесс развития римской армии, следует изучить народы, с которыми сражались римляне, и попытаться определить, от кого и чему они научились. Нашим главным источником сведений по этому периоду является римский автор Тит Ливий, который был замечательным писателем, но весьма посредственным историком. Будучи консерватором и патриотом, он возлагает вину за многие ошибки Рима на низшие слои общества, которые боролись тогда за признание своих прав. Тит Ливии постоянно затушевывает факты, которые говорят не в пользу Рима, он уделяет мало внимания топографии и военной тактике, свободно заменяет древние термины на современные ему, без малейшего почтения к точности. Хуже всего то, что он постоянно использует источники, о которых должен был точно знать, что они недостоверны. Чрезвычайно полный рассказ о начальном периоде римской истории оставил нам Дионисий Галикарнасский. Хотя он во многом отражает те же события, что описаны у Ливия, Дионисий значительно больше ценит военную тактику. Поскольку он пользуется греческой военной терминологией, зачастую бывает легче представить, что именно он имел в виду. К сожалению, его история становится фрагментарной уже к началу V в. до н.э., так что примерно с 475 г. до н.э. до самого начала I Пунической войны в 264 г. мы почти полностью оставлены на милость Ливия. По счастью, мы располагаем достаточно подробными археологическими данными, при помощи которых можно воссоздать довольно точную картину этого начального периода истории — по крайней мере, в том, что касается доспехов и оружия.