Шрифт:
Километра за четыре от перекрестка начался небольшой лесок. Внезапно Хетель резко затормозил. Грейт забеспокоился — не случилось ли чего? — но его отбросило под брезент, машину стало трясти на выбоинах.
Грейт высунул голову. Вот оно что — Вольфганг свернул с шоссе и ехал по узкой лесной дороге. Почти сразу снова круто повернул и остановился в густом кустарнике.
Полковник отбросил брезент и увидел старенький обшарпанный «пикап» и фрау Вессель рядом с ним.
«Так вот что задумал Хетель!..» — понял он.
— Рад видеть вас, фрау Вессель! — улыбнулся Грейт, выпрыгивая из грузовика. — Быстрее, Франц!
Перегрузили контейнеры за несколько минут. В маленьком кузове «пикапа» осталось совсем мало места. Туда лег Ангел, и Грейт накрыл его и ящики брезентом. Сам сел с Хетелем в кабину.
— Прощайте, фрау Вессель!
Женщина сама подняла и закрыла борт грузовика. Села за руль и задним ходом выехала на шоссе. Взглянула на часы: через девять минут за желтым грузовиком начнет охоту полиция…
Фрау Вессель доехала до развилки и повернула в сторону Зальцбурга. Через несколько километров в небольшом поселке свернула на тихую зеленую улочку, поставила машину в тупичок, посмотрела, нет ли кого поблизости, и, дождавшись, пока какой–то прохожий исчез за углом, направилась к автобусной остановке.
В комнате стояла тишина, было слышно, как билась в окно муха.
Кноль не мог отвести взгляда от мухи — глупая, рядом открыта форточка, поднимись выше и лети себе. Подумал: а он сам? Не напоминает ли мошку, запутавшуюся в паутине? Теперь его опутывают все больше и больше, пока окончательно не лишат воли, стремлений, наконец, самого желания защищаться и даже жить. Усмехнулся: до того, вероятно, не дойдет. Его не возьмут голыми руками, и — у него есть жизненная цель — Гертруда; ради нее он будет хитрым, изворотливым, он разорвет паутину, какой бы крепкой она ни была.
Бонне расценил улыбку инспектора по–своему.
— Вы либо преступник, Кноль, либо дурак. В последнее я не верю, так как работал с вами. Остается первое.
Кноль поднял ладонь, и этот жест можно было объяснить либо как просьбу помиловать, либо как желание отстраниться от комиссара, остановить его.
— Я ошибся, комиссар, — сказал Кноль, глядя перед собой на ту же муху. — Поверьте, я ошибся. Разве вы никогда не ошибались?
— Я бы поверил вам, Кноль, но слишком много ошибок и даже непонятных поступков для такого опытного работника, как вы.
Узнав, что преступникам неимоверным способом удалось прорвать блокаду виллы Хетеля, Бонне вместе с шефом полиции земли Зальцбург выехал в Альт–Аусзее. Они прибыли туда после того, как Кноль окончательно потерял следы хетелевского грузовика. Бонне стал выяснять: почему? Комиссар за всю свою практику не помнил, чтобы полиция в таких случаях испытывала поражение.
Бонне казнил себя: как мог он поддаться на уговоры Кноля и остаться в Зальцбурге? Хотя аргументы инспектора были убедительными, комиссар сам понимал, что оставаться ему в таком маленьком городке, где все видно как на ладони, не очень разумно. Ведь преступники могли знать его в лицо, может, поэтому и удалось им обвести комиссара вокруг пальца в Танжере, случайно увидеть и скрыться?
Из рапорта Кноля следовало, что побег преступников стал возможным лишь в результате фатального стечения обстоятельств: инспектор подменил двух полицейских, которые пошли обедать, именно в это время преступники выехали на грузовике, он стал преследовать их, но проклятый гвоздь… В конце концов, никто не застрахован от того, что в его машине спустит баллон!
Комиссар предложил шефу полиции допросить полицейских, ведших наблюдение за виллой и школой. И тут выяснились обстоятельства, заставившие Бонне посмотреть на дело совсем другими глазами.
Первое: инспектор Кноль утром завтракал в кафе, куда заходил Хетель. Затем преступник вернулся домой, но скоро опять вышел в город. За несколько минут до этого Кноль снял с поста агента, ведшего наблюдение за главным выходом из виллы.
Комиссар спросил инспектора, почему он так поступил и не логичнее было бы ему самому связаться с постом у школы?
Кноль признал, что допустил ошибку. Сейчас он понимает, что ему самому следовало переговорить с агентами, дежурившими у школы.
— О чем вы говорили с Хетелем в кафе? — спросил внезапно Бонне.
Кноль только пожал плечами. Здесь, в городке, есть три кафе, он зашел в ближайшее — должен же и полицейский завтракать, — в это время туда зашел и Хетель. Но хозяин кафе может подтвердить, что он, Кноль, не перемолвился с преступником ни одним словом.
Комиссар уже знал: да, Хетель попросил чашечку кофе и сигареты. Таких сигарет в кафе не было, и хозяин, чтобы угодить важному посетителю, побежал за ними. Таким образом, некоторое время инспектор и Хетель находились в кафе одни. Не считает ли сам инспектор Кноль такую ситуацию подозрительной?