Но старик никуда не пропал, а так же, как и вчера, стоял у столба с посохом в руках, наклонив голову. Снег лежал на его капюшоне и плечах. Меня прорезала острая мысль, которая уже подкрадывалась ко мне раньше, но я отметал ее в силу нелепости, однако теперь догадка подтвердилась — старик никуда не уходил! Всю ночь он стоял на этом же месте неподвижно и не подавал никаких признаков жизни. Но раз он стоял, значит, ноги держали его, и он был жив. Внутри у меня что-то защемило, я с волнением приблизился к нему на расстояние шага и произнес:

— Дедушка, что вы здесь стоите? Вам помощь нужна какая-нибудь? Вы меня простите за беспокойство, может быть, вы ждете кого-нибудь? Вам нужно куда-нибудь ехать?

Старик молчал и никак не реагировал на серию моих вопросов, которыми я его забросал в смущении.

— Дедушка, вам плохо? Как вы себя чувствуете? Вы кушать хотите? — я повысил свой голос, думая, что, может быть, старичок глуховат.

Проходящие мимо люди недоуменно посматривали на меня, отчего я чувствовал неловкость, но решил не отступать. Дедушка будто не слышал меня, и тогда я слегка толкнул его в плечо. Старик вздрогнул, будто я его разбудил.

— Дедушка, вы меня слышите? Вам помочь? Старик начал кашлять.

— Вы замерзли, пойдемте ко мне в дом, согреетесь и покушаем что Бог послал.

— Спасибо, тебе, мил человек, — наконец вымолвил первые слова старик. Его голос был тих и мягок, что угадывалось сквозь хриплость.

Старик качнул головой и, откинувшись от столба, произнес:

— Иди, мил человек вперед, а я за тобой поковыляю. Не спеши больно, ноги шибко подводят, не слушаются старика.

Я хотел взять его под руку, но он замотал головой:

— Не надо, сам дойду как-нибудь.

Мы двинулись в путь, я шел медленно, угловым зрением поглядывая на старика, который ковылял сзади, опираясь на палку и не поднимая головы. Снег так и продолжал лежать на его капюшоне и плечах. Мысли мои смешались, но, главное, я беспокоился о том, как он поднимется на гору, к моему домику: Тут молодой запыхается, а уж старый человек тем более. И еще я думал о том, чем накормить гостя, быстро соображая, что можно приготовить. На ум приходило только сделать горячий бульон из кубика-концентрата, немножко хамсы осталось, чай с сухарями.

Почуяв приближение хозяина, Ассоль уже радостно повизгивала и, когда мы оказались в поле ее зрения, принялась выражать свою радость вращением пушистого хвоста и выразительным воем. Нужно было увести собаку подальше от входа в домик и перевязать, чтобы пришельца, не дай Бог, не тронула.

— Дедушка, постойте здесь минуточку, я псину перевяжу, чтобы вас не тронула.

— Не надо, мил человек, не беспокойся, меня собаки не трогают, — произнес старик, с трудом сдерживая учащенное дыхание.

И действительно, Ассоль вела себя так, будто вовсе не замечала старика, только становилась на меня лапами и пыталась лизнуть в лицо.

— Добрая у тебя собачка, мил человек, а ты беспокоился.

Мы зашли в дом, и я усадил дедушку в старое кресло около печи, пододвинул к нему стол и отправился хлопотать на кухоньку.

— Сейчас, одну минуту и все будет готово, правда, у меня с едой не богато, — оправдывался я.

Дедушка прислонил свой посох к печи и сидел, опустив плечи. Лица я его так и не видел. Вскоре пред стариком стоял горячий бульон, от которого поднимался ароматный парок. Старик дрожащими руками, которые были испещрены выпуклыми жилами, взял пиалу и начал тихонько прихлебывать. А тут и чай согрелся, сухари стояли на столе.

— Кушайте, дедушка, грейтесь, а я сейчас мигом схожу к знакомой женщине и молочка вам принесу.

Старик ничего не ответил; а все прихлебывал бульон. Честно говоря, мне хотелось, пока я буду идти за молоком, побыть одному, чтобы собраться с мыслями.

Я взял трехлитровый баллон, положил его в сумку и пошел по лесной дороге.

Тетя Валя стояла с женщинами из поселка, и они что-то горячо обсуждали. И я вдруг вспомнил новость, которая последние дни будоражила весь поселок. Дело в том, что всем в поселке собирались отключить свет за неуплату. Последнее время цены на электричество настолько подняли, что местные жители не в состоянии были заплатить. Да и откуда им взять денег, если пенсию не платят уже год, а единственный источник доходов бывает летом, когда приезжают дачники и покупают у них молоко. Но разве на эти деньги что-нибудь купишь? Загнали русский народ в угол, совсем загнали, нет никому дела до его бытия, будто он вовсе не существует. Списывают простой народ, как использованный товар.

Тетя Валя была для меня как мать и давала мне молоко иногда просто так, бесплатно, хотя у нее было трое внуков, которые собственно только и жили за счет ее молока и овощей, какие она выращивала на своем огороде. Я не вмешивался в разговор женщин, и так было понятно, что, сколько ни говори, ничего мы сделать не сможем. Тетя Валя дала мне два литра молока, и я, прощаясь и поблагодарив ее, спросил:

— Вы не знаете, откуда старичок взялся, который стоял вчера и сегодня у магазина?

— Какой старичок? Никого не видела.