Издали доносился шум бала, но она смутно различала звуки, заглушаемые внезапным биением ее сердца. Заботливые руки обнимали ее, набросив на нее ласковые защитные чары. Разум предостерег ее: эти чары рассеются с рассветом.

Но она отмахнулась. Нежность его улыбки, его взгляда разрушила все барьеры.

Чары рухнули. Послышался шокированный вопль:

— Боже! Вот те на! Бедный мой племянник! Как вам не стыдно, распутница!

Макс застыл, услышав голос Альмерии, полный праведного гнева.

— Если вы думаете, что Блейкхерст проявит снисхождение…

Его руки сжали ее крепче, и он слегка повернулся, так что тетя увидела его лицо.

Триумф ее увял.

— Блейкхерст? Но что произошло с… я… я имела в виду… — Ее рука метнулась ко рту.

Макс пожелал, чтобы она заткнула себе рот как можно крепче. Он точно знал, что произошло. Брейбрук был примерно такого же телосложения, с такими же темными волосами. Со спины, в темноте, было очень похоже на то, что у Альмерии все козыри на руках. Его охватила ярость, когда он увидел, что она привела с собой целую толпу жадных до скандалов мегер. Они все толпились за ее спиной и жаждали крови.

Он постарался, чтобы его голос не выдал его чувств:

— Знаете, тетя, вы определенно здесь лишняя. И я решительно не понимаю, почему должен проявлять снисхождение. Если кого-то застают на террасе с его собственной женой, это может быть странно, но вряд ли предосудительно. У моей жены болит голова, и я собираюсь отвезти ее домой.

Поначалу они почти не разговаривали. Макс усадил ее в карету, накинув ей на плечи свое пальто, затем ее вечернюю накидку и плед, который извлек из-под сиденья. Потом, игнорируя слабые протесты, он заключил ее в объятия и крепко сжал.

Карета свернула на Беркли-сквер, и только тогда Макс заговорил:

— Я хочу прояснить одну вещь, Верити. Ты можешь устроить какой угодно скандал, самый отвратительный, самый громкий, но это все равно не заставит меня отпустить тебя.

Яростная мука в его голосе потрясла ее.

— Вы… вы говорили…

— Маленькая дуреха! Я был зол! Ты не могла поверить, что я собирался… — Его голос сел. — Господи боже мой… Ты поверила. Ты поверила? В то, что я избавлюсь от тебя при первой возможности?

Она кивнула, поведя плечами, стиснутыми его пальцами. Его хватка слегка ослабла.

Он зажмурил глаза и сжал зубы, так ему хотелось хорошенько ее встряхнуть. Он должен защитить ее. Даже от себя самой. Тут он вновь обнял ее за плечи и решительно произнес:

— Послушай меня, Верити. Ни при каких обстоятельствах я не разведусь с тобой. И я возьму с тебя слово, что ты никогда больше не попытаешься освободить себя — или меня — таким способом.

— Но…

— Дай мне слово!

— Я не лягу с вами в постель! — выкрикнула она. — Если вы этого хотите, купите себе другую женщину!

Его пронзил удар боли.

— Быть по сему, — проскрежетал он. — Твое слово, Верити.

— Очень хорошо. Я даю вам слово.

Он судорожно вздохнул. Она была в безопасности. Ее слову он может доверять.

К изумлению Верити, он настоял на том, чтобы подняться вместе с ней наверх. Ее головная боль вернулась с новой силой, и она только рада была тому, что ее поддерживает под локоть сильная рука. Лестничные ступени странно шатались. Она споткнулась — и почувствовала, что руки подхватили ее и понесли. Пересиливая боль, она запротестовала:

— Нет! Я сказала, что не…

Он оборвал ее:

— Верити, я не собираюсь тащить в свою постель сопротивляющуюся женщину. Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста.

Она не поняла, как ему удалось открыть дверь, не поставив ее на пол и не уронив, но он сделал это. Он донес ее до постели и усадил. У нее кружилась голова, она сидела, закрыв лицо руками, и слушала, как он передвигается по комнате. Послышался легкий шорох — он задергивал кроватный полог. Она посмотрела и увидела, что полог задернут с трех сторон, а Макс приближается к ней, и через руку у него переброшена одна из ее ночных рубашек.

— Ты сможешь переодеться или позвонить горничной? — спросил он, выкладывая рубашку рядом с ней.

— Я справлюсь, если… если вы расстегнете мое платье.

Ничего большего он не желал. Без единого слова он сомкнул руки на ее спине, на мгновение почувствовав ее напряжение. Он подождал не двигаясь. И вот она смягчилась под его руками, ее лоб коснулся его плеча, и это был самый драгоценный дар, какой он когда-либо получал.

Платье раскрылось, и его руки легонько легли на ее плечи.