Туман стал еще гуще. Пустив поначалу лошадь галопом, Макс вскоре перевел ее на рысь. Наверное, он встретит Верити, когда доедет до березовой рощи. Или же она осталась у Марты, и ему придется забирать ее из самой деревни. Так или иначе, она в безопасности.

И тут раздался выстрел, приглушенный туманом и расстоянием. Сердце его подскочило, затем расслабилось. Наверное, браконьер, ерунда… Вдруг он услышал истерический лай собак. И топот несущейся лошади.

Он поскакал во весь опор. Никогда он так не жалел, что не использует при скачке кнут и шпоры. Склонившись к холке коня, выигрывая каждую секунду, он торопил время, и страх бушевал в его жилах. Он не слышал ничего, кроме топота копыт и скрипа упряжи, а в его мозгу колотилась мысль: слишком поздно… Верити…

Боже! Она выкрикнула его имя. Холодная ярость на грани отчаяния овладела им, когда он услышал дикое ржание лошади и второй выстрел.

…Камень ударил уже взбудораженную лошадь в морду. Она дико заржала и встала на дыбы, а собаки бросились к ней и подняли невообразимый лай. Верити взвизгнула от ужаса, когда лошадь принялась лягаться, метя подкованными копытами в собак. Годфри, ругаясь, пытался успокоить лошадь, по-прежнему держа Верити на мушке.

Гус вцепился зубами в ногу лошади и повис, то же проделал и Таффи. Испуганное животное вновь заржало и рвануло так, что пистолет выстрелил самопроизвольно. На мгновение время замерло, лошадь встала на дыбы — и рухнула, подмяв под себя визжащего всадника. И осталась лежать, подергивая ногами.

Туман и деревья завертелись вокруг, смешавшись воедино. Верити смутно слышала, как стучат копыта, как хриплый голос зовет ее по имени, перекрывая лай собак и страшные булькающие звуки из-под упавшей лошади… а потом ничего.

Все кончилось. Она не могла пошевелиться, но все кончилось. Кто-то держал ее в объятиях. Сильные руки прижимали ее к телу так, будто боялись выпустить, и сорванный голос шептал ее имя вновь и вновь.

— Верити… Боже, Верити… Сердце мое, возлюбленная моя, любовь моя. Ради Христа, очнись!

— Макс? — Это было все, что она могла выговорить, борясь с головокружением и туманом, что по-прежнему застилал ее взор.

Она пошевелилась, пытаясь прижаться к нему теснее, спрятаться в его тепле. Неловкие руки осторожно сдвинули растрепанные кудри, закрывавшие ее лицо.

— Ты ранена, родная? — Голос его дрожал.

Она попыталась вздохнуть и вздрогнула:

— Мои ребра… Кажется, одно сломано.

Он чертыхнулся и ослабил объятия. Тут на нее нахлынула паника. Она вскрикнула:

— Нет, держи! Держи меня крепче! Пожалуйста… где он?

Его руки напряглись.

— Ш-ш-ш. Все в порядке. Ты в безопасности. Он не причинит тебе вреда.

— Где он?

Она почувствовала, что в нем всколыхнулась ярость.

— Под своей лошадью. Мертвый.

Ужас полоснул ее точно ножом.

— Значит… я и его убила. Макс… я не хотела… — Вдруг она увидела, что он смотрит на нее. Его глаза прожигали ее насквозь.

— Верити, перестань! Это не твоя вина. Он случайно застрелил свою лошадь, я это видел. Она упала прямо на него. Ты тут ничего не могла сделать. Верити, послушай меня: ты его не убивала.

Она почувствовала тошноту. Перед ее глазами вновь встала лошадь, которой попал в морду камень. Она открыла рот, но он прикрыл его своими пальцами, нежно заставив ее замолчать:

— Больше ни слова, милая. Поедем домой.

Осмотрев леди Блейкхерст, доктор заявил, что она имеет более крепкую конституцию, чем казалось ее мужу. И что, несмотря на сломанное ребро, через несколько дней совершенно придет в норму, если ей будут обеспечены отдых и надлежащий присмотр.

Макс слегка прокашлялся.

— Одну минуту, доктор. Я так понимаю, что моя жена может… то есть что она…

— Ожидает через семь месяцев радостное событие? — улыбнулся доктор. — Она об этом упомянула. Как я и сказал, ей нужен отдых. Нет причины беспокоиться. И не нужно. Расстройство в таких случаях может причинить такой же вред, как и само падение. Так что пусть просто полежит в кровати несколько дней, чтобы не беспокоить сломанное ребро. — Нахмурившись, он пристально посмотрел на Макса. — И запомните: ей нужно немного набрать вес! Проследите за этим, милорд.

Макс вернулся в комнату Верити и отослал горничную и Хенни. Последнюю пришлось выталкивать почти силой.

Верити уютно устроилась среди подушек, обхватив руками чашку с чаем.

Какое-то время Макс просто смотрел на нее, не веря, что видит ее живой. Что она спаслась чудом.

Она взглянула на него:

— Макс… будет суд? — Ее глаза тревожно потемнели.

— Нет, милая. Он мертв. Он предстал перед Высшим судом.

— Я… я говорила о себе.

— О себе?

Она так и не поверила, что ни в чем не виновата. Он в два шага оказался рядом с ней, осторожно взял чашку из ее ледяных рук и заключил их в свои ладони, притянув ее к себе и отгородив от мира широким плечом. Он нежно обнял ее, чувствуя, как дрожит ее тело.