Так; я вспоминаю пациента, обратившегося ко мне с нарушением зрения. Этот человек в течение ряда лет сильно страдал из-за невозможности подобрать соответствующие очки. Прислал пациента ко мне доктор D., один из ведущих офтальмологов, многие годы пытавшийся оказать ему помощь. Наконец, Р. пришел к выводу о невротической природе заболевания. Пациент обычно короткое время носил новые очки, затем обнаруживал, что они не лучше предыдущих. Он жаловался на боль в глазах и смазанность предметов, заявлял о неспособности что-либо видеть.

На самом первом интервью я выяснил, что этот человек имел привычку посещать места, где можно подглядывать за женщинами. Летом он поселялся вблизи морского побережья; в комнате устанавливал подзорную трубу, думая, что сможет со значительного расстояния наблюдать за переодеванием женщин. Это не удавалось, но пациент посвящал своему занятию долгие часы, пока позволяли световые условия. В Нью-Йорке в летний сезон пациент располагался на пересечении улиц. Он выбирал места наподобие 33-й стрит на пересечении Шестой авеню и Бродвея, где много транспорта. В ярком солнечном свете сквозь белые полупрозрачные платья мелькали силуэты женских тел, когда женщины заходили и выходили из автомашин и автобусов. Ради мимолетного впечатления пациент мог стоять часами. Такое поведение носило периодический характер и длилось несколько недель. Во время приступа глаза не беспокоили и не возникало потребности в очках. После нескольких недель начинались угрызения совести за постыдную привычку. Пациент в процессе внутренней борьбы наконец преодолевал желание подглядывать. Затем он надевал очки, но очки всегда оказывались непригодными. Другими словами, в действительности пациент переживал циклические приступы, в течение которых он боролся с перверсией, называемой «миксоскопией». Этот случай служит прекрасной иллюстрацией к утверждению Фрейда, что невроз представляет собой негатив перверсии. Когда пациент примирялся с перверсией, он видел нормально. Как только пытался подавить перверсию, немедленно развивались негативные симптомы в форме болей в глазах и плохого зрения. " Невроз, как оказалось, развился в результате определенной психотравмы, которую пациент пережил в детстве.

Он неоднократно пытался из сексуального любопытства подглядывать за матерью и другими женщинами. Однажды мальчик подглядывал сквозь замочную скважину за раздетой матерью; отец застал его за этим занятием и серьезно наказал. Пациент, однако, вырос высокоморальным молодым человеком, одним из тех парней, кто не интересуется женщинами. В присутствии женщин он становился робким и равнодушным, вообще отличался малообщительностью. Но еще в ранней юности его одолевали фантазии о сексуальном подглядывании, сопровождавшиеся сильным чувством вины. С возрастом фантазии стали более явными. Приблизительно в двадцатилетнем возрасте пациент колебался между влечением к подглядыванию и самоупреками. С годами самоупреки начали сопровождаться соматическими расстройствами, затрагивающими главным образом глаза. Безрезультатные обращения к специалистам оказывались по существу борьбой с отцом. Он стремился продемонстрировать отцу неспособность видеть женские гениталии, т. е. свою кастрированность, ив то же время старался дискредитировать всесилие отца, доказывая, что офтальмологи не могут вернуть ему нормальное зрение.

Я не могу сказать, можно ли выдвигать на первое место конституциональную обусловленность реакции на психотравму. Анамнез не свидетельствует о наследственной отягощенности. Но мы знаем, что стремление к исследованию всего близлежащего представляет природную характеристику высших животных и чувство зрения играет особую роль. Желание видеть сексуальные органы — совершенно нормальное побуждение. Всем животным свойственно любопытство, оно способствует приспособлению к окружению и самосохранению. Нормальный ребенок постоянно проявляет любопытство, и обычно взрослые не преследуют, а, наоборот, поощряют это побуждение. Но когда маленький мальчик хочет разглядеть гениталии матери или сестренки, у него немедленно возникают неприятности. Мы подавляем подобные устремления. Нормальный ребенок вскоре обучается контролировать и скрывать сексуальное любопытство, а позднее сублимировать его, т. е. направлять на отличные от сексуальных цели.

Я, например, предполагаю, что наше восхищение пейзажами или живописью в значительной мере соответствует вытеснению или контролю над примитивными побуждениями. В процессе психоанализа художников у них нередко обнаруживается повышенное любопытство в раннем возрасте к гениталиям, затем распространяющееся на все тело и окружающий мир в целом, что в последующем служит побудительным мотивом к художественному творчеству. Но подобные обстоятельства не обязательно порождают художников. Для художественной деятельности необходима прежде всего одаренность, однако это уже другая тема. Мне довелось наблюдать у нескольких художников колебания между занятием искусством и перверсиями. Помню скульптора, который, если имелись заказы, создавал прекрасные произведения. Но как только заказы заканчивались, он отправлялся в публичные места, такие, как метро или передвижной театр, и пытался ощупывать женщин. В ряде случаев он преступал закон, лоэтому жена боялась выпускать его из виду в периоды вынужденного безделья. Скульптор утверждал, что во время совершения подобных поступков не способен контролировать свои действия, и в этих заверениях мне видится доля правдивости. Я могу также рассказать вам об известном пианисте, который вел себя сходным образом. В периоды ежедневных многочасовых упражнений секс для него ничего не значил, но с окончанием концертного сезона он прекращал изнурительную подготовку к выступлениям. Тогда у него возникало страстное стремление к ощупыванию. Я предполагал в двух приведенных случаях усиление развития нервных структур, связанных с тактильными

ощущениями, пока не провел психоанализ. Психоанализ, однако, позволяет утверждать, что оба деятеля искусства отличались инфантильной сексуальностью. У женатого скульптора определенно имело место преувеличение осязательного компонента сексуального инстинкта, что привело к очень плохим сексуальным отношениям с женой, в действительности выполняющей для него роль матери. Пианист принадлежал к разряду гомосексуалистов и вообще был сексуально неполноценен. Фактически у всех первертов в сексуальной жизни проявляется слабость.

Любой сенсорный орган может оказаться сверхзаряженным либидной энергией вследствие конституциональной предрасположенности или в силу случайных обстоятельств и тогда становится центром перверсии или невроза. Много лет назад меня посетил доктор, который хотел обсудить со мной странности своей сексуальной жизни. С раннего детства он восхищался вокальным искусством и особенно голосами контральто. В возрасте тридцати шести лет доктор услышал женщину, исполнявшую «Весеннюю песнь» из «Самсона и Далилы». Несмотря на природную робость, он договорился о встрече с певицей и вскоре женился на ней. Через недолгое время, в период эпидемии, она умерла. Доктор пришел ко мне приблизительно по прошествии года после смерти жены и рассказал, что получает не меньшее удовольствие от слушания записей ее пения, чем от живого общения. Еще в двух случаях — один из них произошел с моим приятелем — влюбленность в будущих жен возникла до встречи с ними, просто посредством телефонных разговоров. Голос послужил единственной притягательной силой. Но мне известен только случай доктора, когда голос вызывал полноценное удовлетворение вместо сексуального акта.

У нормального индивида формируются обусловленные культурой реакции на детские перверсии. Этими реакциями являются симпатия, мораль, отвращение, стыдливость, действующие в качестве плотин против диссеминированной детской сексуальности. Эксгибиционизм, например, представляет у ребенка нормальный феномен. Но однажды, скажем, у маленькой девочки возникает плотина стыдливости и она начинает вести себя по- другому. Прежде она могла пригласить вас посмотреть, как она принимает ванну, но теперь такое доведение уже невозможно. Я вспоминаю случай девчушки, родителям которой я обычно наносил визиты. Она всегда хотела, чтобы я присутствовал при ее купании. Но как-то девочка не пригласила меня, и я спросил: «Маргарита, могу ли я посмотреть, как ты принимаешь ванну?» Малышка была шокирована моим предложением и расплакалась. Ее мать объяснила, что девочка больше не желает присутствия посторонних в ванной комнате. Другими словами, у нее возникло реактивное образование, выражающееся в реакции стыдливости, которая представляет собой плотину против природного эксгибиционизма.