Шрифт:
Сестра Елена, уже живя в Селенгинске, узнав о процессе, вдруг сказала братьям, что по странному стечению обстоятельств продала родовое имение Бестужевых перед отъездом в Сибирь именно Петрашевским. Сын их, выпускник Царскосельского лицея, приехав в Сольцы, забросал Елену Александровну вопросами о ее братьях и других декабристах. Бойкий, пытливый, он показался ей почти полной копией Никиты Муравьева — и внешностью, п манерой разговора. Он говорил ей, что очень уважает ее братьев и их сподвижников, но действовали они неверно.
— Все зависит от масс. Без них нельзя сделать и шагу!
— А что нужно было делать? — спросила Елена Александровна.
— Нужно укоренить идеи социализма в массах народа, и тогда против него будет бессильно и войско.
— Что же такое социализм?
— О, это долго рассказывать, — засмеялся Петрашевский. — Одно мвгу сказать, что это — не выдумка причудливых голов, а результат развития человечества…
На прощание он сказал Бестужевой:
— К сожалению, я не знал ваших братьев, только читал их повести и рассказы. А теперь, познакомившись с вами, вижу, что все семейство ваше отмечено печатью гениальности.
— Насчет братьев согласна, спасибо на добром слове, — ответила Елена Александровна. — Что же касается меня, гениальности во мне не ищите, хотя я старуха неглупая…
Бестужев рассказал Романову об этом, а потом пожалел, что не увидел Петрашевского в Иркутске, не застал в редакции.
— Все-таки молодец генерал-губернатор! Не побоялся дать место в газете Петрашевскому и Спешневу, — сказал Романов. — Жаль, Достоевский и Дуров не попали сюда, здесь им было бы лучше, чем в Омском остроге и Семипалатинске.
— Зато на следствии Петрашевскому досталось больше всех, — сказал Бестужев. — В Тобольске Фонвизина встретилась с ним в тюремной больнице, когда его привезли из Петербурга. Состояние его после пыток было ужасным…
— Разве его пытали? — удивился Романов.
— Не уверен, по Наталья Дмитриевна говорила, будто его пытали посредством телеграфного аппарата и электричества.
Услышав это, Романов побледнел, встал и начал нервно ходить по комнате.
— Если это так, то я, кажется, причастен — мне было приказано провести проволоку в комнату допросов для переговоров по аппарату.
— Допрашивал сам Николай из Зимнего дворца, а Иетрашевский был в Петропавловской крепости. Не зная, что он говорит с царем, Петрашевский отвечал дерзко, держа в руках переговорное устройство. Император, рассердясь на него, нажал на специальную клавишу, подключенную к гальванической машине и к креслу Нетрашевского, электричество поразило его, он упал без чувств, поранил лоб, а рука покрылась ожогами…
— Ну нет, — убежденно сказал Романов. — Я не защищаю государя, но уверяю вас, это — случайное замыкание в цепи.
— Может быть. А вообще, то ли Петрашевского травили беладонной, то ли он так тяжко перенес одиночное заточение, но он дошел до ипохондрии и обмороков…
Видя, как тяжело воспринял Романов рассказ о Петрашевском, Бестужев решил переменить тему разговора и спросил о других воспитанниках Инженерного училища. Романов сказал, что кроме Достоевского и Григоровича там учились художник Трутовский, медик Сеченов.
— Сколько интересных людей вышло из вашего училища! Но как же они успевали находить время для своих занятий?
— Свободного времени у нас почти не было — весь день, не менее десяти часов — занятия, вечерами — зубрежка, а летом — военные лагеря, фрунт. Редко кто исхитрялся выкраивать время для своих упражнений. Читать и писать еще можно было. Достоевский и Григорович начали сочинять еще в училище, а Сеченов занялся медициной, лишь окончив учебу и прослужив три года. Потом вышел в отставку, сейчас служит в Московском университете.
— А у вас, Дмитрий Иванович, тоже есть увлечение?
— С чего вы взяли? — смутился Романов.
— Работаете по ночам, пишете что-то.
— Главная моя цель — проведение дорог и телеграфа. Сейчас заканчиваю отчет по летним изысканиям и берусь за расчеты телеграфной линии через Тихий океан в Америку. Многие полагают это утопией, но я считаю такую линию реальной. Однако не через Берингов пролив, а через Сахалин, Курильские, Алеутские острова…
Увлеченно и подробно рассказав о своем грандиозном проекте, Романов признался и в том, что собирает сведения об экспедиции Невельского.