Она подняла его веко, осмотрела глазное яблоко, попросила показать язык. Возможно, на этом осмотр и закончится. Не станет она брать анализ крови, мочи и прочих жидких масс.

– Да вы не переживайте, организм сильный, на одной ноге вынесет…

– Почему на одной ноге? – с игривым подозрением повела бровью женщина.

– Я же говорю, мужская функция не пострадала. На том и стоим…

– Это ты о чем? – сдерживая шальную смешинку, спросила она.

– О том, что сидеть больно.

– Ты к нам из карцера поступил, я правильно поняла?

– Из секретной лаборатории.

– Воздействие паров хлора, говоришь? – нахмурила она брови, адресуя свой символический гнев садистам в погонах.

– Да я не жалуюсь. Организм жалуется, а я нет.

– Ну, с организмом мы разберемся.

– А с остальным я сам, ладно? А то вдруг вы еще решите за меня заступиться. Как будто я не мужик.

– Мужик! Перегудов три дня ходить не мог, – с искренним весельем в голосе сказала она, вспомнив Арнольда. Но тут же спохватилась, снова нахмурилась. Все-таки она должностное лицо, представитель власти, а Ролан – обычный зэк.

– А я, наоборот, третий день хожу… Мне бы чего-нибудь такого, чтобы не ходить.

– В инфекционную тебя закрою.

– Мне все равно, лишь бы не засохнуть. А то сохну, сохну… Прямо как влюбленный юноша.

Ролан выразительно посмотрел на женщину, и та зарделась от тайного удовольствия.

– Не засохнешь, я тебе обещаю.

– Значит, инфекционная? – грустно посмотрел на нее Ролан.

Он знал, что это такое – лежать в инфекционной палате. Броуновское движение дристунов в замкнутом пространстве. Человек десять в маленькой палате, всем надо, сортир вечно занят; только и слышно, как чей-то жупел унитаз пугает.

– Не могу же я тебя к нормальным людям пустить.

– А к ненормальным?

– К ненормальным могу.

– И много там таких ненормальных?

– Ну, для тебя место найдется.

– Я знаю, там хлоркой воняет. А у меня на хлорку аллергия.

– Ничего страшного.

– Это вам так кажется. А мой организм боится. Может, для моего организма отдельная палата найдется?.. Ой, что это у вас такое?

Ролан поднес руку к ее уху и так нежно коснулся его, что у Изольды от удовольствия слегка затуманился взгляд. Но вот она вспомнила, что это непозволительная вольность с его стороны, собралась возмутиться, но Ролан одернул руку, вынимая из пальцев пятитысячную купюру. Не успела женщина опомниться, как деньги оказались в ее кармане.

– Это ваше. Наверное, с веток нападало, когда вы через парк шли.

– Ты что, фокусник? – в некотором смятении от нежданного подарка улыбнулась она.

– Нет, фокусником у меня дед был. Четырнадцать детей. Бедная бабушка не знала, что делать с его фокусами…

– Ладно, есть у нас отдельная палата. Но это не только от меня зависит. У нас Иван Данилович главный, он врач, он все решает…

– Да что же вы так неосторожно ходите? – спросил Ролан, снимая с ее головы второй пятитысячный «листик».

И эта купюра, мелькнув перед глазами женщины, оказалась в кармане халата.

– И все-таки ты фокусник.

– Знаете, я от своего деда много чего унаследовал…

– Иди ты знаешь куда со своим дедом! – шутливо отмахнулась от него Изольда.

– В отдельную палату…

– Тебе душ принять надо. И переодеться.

Она сама провела его в конец коридора к пластиковой двери с табличкой, где черным по белому было начертано «Баня». Вскрывая решетчатые переборки, Изольда орудовала ключами с ловкостью заправского надзирателя.

– Надеюсь, вода горячая? – спросил он, памятуя о том, как принимал душ в санчасти следственного изолятора.

– Надейся и жди.

– Ну, бывают моменты, когда ждать не совсем прилично.

– Например?

– Вот я хотел бы надеяться, что женская рука потрет мне спину. Но я этого не жду. Потому что знаю, насколько высок моральный облик российского тюремного врача. Клизму – пожалуйста, а спинку потереть – это уже чересчур.

– Хорош трепаться, балагур, – беззлобно одернула его Изольда.

Она открыла дверь в душевую, но внутрь входить не стала. Не будет она тереть ему спинку: ее желание, чтобы заключенные заигрывали с ней, – не более чем потребность в легком флирте.

Стены душевой были выложены кафелем приятного салатного цвета, слева оборудованы три кабинки с исправными лейками, холодной и горячей водой в кранах. Когда Ролан вышел в предбанник, там уже лежало чистое белье и вполне пристойная на вид пижама.

Обратно его сопроводил санитар из тюремной обслуги, худощавого сложения мужчина с еврейским типом лица.